Терпкий запах тиса
Шрифт:
— Кто? — тупо спросила я, прекрасно понимая, кого он имеет в виду. — Кто начал вешаться?
— Марина, — поморщился Вадим.
— Так… — протянула я. — Почти десять лет. Нормальное кино… япона жаба… То есть десять лет ты крутил с моей подругой и вдруг решил признаться. Нормально, да…
— Ты что несешь-то? — Вадим вытаращил глаза. — Совсем с дуба рухнула? Может, я все-таки расскажу? Или ты уже сама все выводы сделала?
Я вытащила из дырочки в наволочке перышко и начала крутить его в руках. Помолчав, Вадим продолжил:
— То глазки состроит, то коленкой под столом прижмется, то скажет что-нибудь
— С четвертого. И что дальше?
— Дальше она развелась, и все пошло без шуток, по-взрослому. То есть намеки уже были совсем прозрачные. Я ее раз вежливо отшил, два. Вроде поняла, перестала. Потом у нас с тобой все в разнос пошло. Вообще не до нее стало. Да и времени столько прошло. И вдруг она мне позвонила. Недели две назад. Мол, есть серьезный разговор, давай встретимся. Намекнула, что тебя касается. Встретились мы в том кафе, где вы раньше с девчонками твой день рождения отмечали. До «Абрикосова». На Садовой. Сразу так по-деловому: Вадим, ты мне давно нравишься, я тебе, кажется, тоже не противна. В общем, как в «Обыкновенном чуде»: вы привлекательны, я чертовски привлекателен, так чего время терять?
— И правда, — кивнула я. — Почему я ни разу не удивлена? Две недели назад, говоришь? А потом сидела с нами, улыбалась, как ни в чем не бывало. Правда, в контактике у нее фотография из «Абрикосова» с такой мерзкой ухмылкой…
— Ну так мне тоже интересно стало. Ты же, вроде, Лерина лучшая подруга, говорю, ничего? Да я знаю, что у вас все плохо, отвечает. Что вы только притворяетесь идеальной парой. Какая разница, мол, у нее тоже наверняка кто-то есть. У тебя, в смысле.
— Очешуеть… — то ли засмеялась, то ли захныкала я.
— Да, как-то так.
— И что?
— Да ничего. Послал ее в пеший эротический тур, встал и ушел. Хотел тебе сразу же рассказать. Прихожу домой — тебя нет. Грязища, холодильник пустой. Заказал пиццу. Пока ждал — полы помыл. Желание рассказывать пропало.
— Потому что полы пришлось мыть?
— Да нет, не поэтому, — вздохнул Вадим. — Просто подумал, что у тебя своя жизнь. Которая с моей теперь только изредка пересекается. Зачем я буду туда влезать?
— Тогда почему решил влезть сейчас?
Вадим посмотрел на меня долгим внимательным взглядом.
Что я делаю?! Возможно, это наш последний шанс, другого, скорее всего, уже не будет! А я вопросы задаю, как будто еще сильнее разругаться хочу.
— Ты хоть помнишь, что мне во вторник сказала? Когда из ресторана пришла?
— Если честно, то нет.
Вот так. Притворюсь, что набралась до невменяемости. Хотя в жизни не напивалась настолько, чтобы наутро не помнить о том, что делала и что говорила.
— Странно, — усмехнулся Вадим. — Ты не выглядела слишком пьяной.
— Последнее, что помню, — как вошла в квартиру.
Тут я действительно вспомнила, как мы с ним во вторник вернулись из «Абрикосова». И что было потом. Вот уж точно некстати.
— Ты вот этими же самыми словами и сказала:
— А сейчас?
Я ждала ответа так, как будто от этого зависела моя дальнейшая жизнь. Хотя почему «как будто»? Она действительно зависела от того, каким будет этот ответ.
— Не знаю, Лера, — Вадим повертел в руках пульт, отложил в сторону. — Я когда в среду вечером пришел, ты вышла в прихожую. Хотя уже сто лет так не делала. Мне показалось, что ты хочешь за вчерашнее прощения попросить. Ну, мало ли вдруг чудо какое случилось. А ты понесла дичь какую-то про бороду, про котлеты, которые кто-то сожрал. Да еще с претензиями, что я с тобой как-то не так разговариваю. Не тем тоном. А дальше вообще черт знает что. Ты можешь в конце концов объяснить, в чем дело? Чего ты добиваешься?
— И все-таки… почему ты мне рассказал про Маринку? — я настаивала, как будто не слышала его вопроса. — Если не собирался? Если решил, что тебя это не касается?
— Уходишь от ответа? Все как обычно…
Покачав головой, Вадим встал, но я поймала его за руку и заставила сесть обратно.
— Почему, Вадим?
Мы смотрели друг другу в глаза. Когда мы раньше ссорились, такой взгляд всегда заканчивался тем, что мы начинали целоваться. Но только не сейчас. И все же что-то в его лице дрогнуло. Может, он вспомнил о том же самом.
— Просто оказалось, что мне не все равно, Лера. Не все равно, что ты доверяешь человеку, который тебя предал. Наверно… наверно, я очень сильно тебя любил, если за пять лет, после всего, не удалось это убить до конца. Я это понял ночью — когда пошел за тобой. Ты не представляешь, как я на тебя злился. И как боялся, что ты меня оттолкнешь.
Вадим отвернулся к окну, но я видела, как подрагивают его пальцы, как сильно напряжены плечи. Мне так хотелось обнять его, сказать, что люблю. Но это было ни к чему. Сейчас — точно не нужно, потому что прозвучало бы неуместно и фальшиво. Хотя и было абсолютной правдой.
«Делай, что должен — и будь что будет»…
Я набрала побольше воздуху, как будто собиралась нырнуть на глубину, провела кончиками пальцев по его руке.
— Может… нам попробовать снова?
Он повернулся ко мне так резко, как будто распрямилась сжатая пружина. На его лице было выражение такой боли, что у меня внутри все оборвалось.
— Снова? — повторил он. — Попробовать снова? Знаешь, Лера, как мой отец сказал? Я его спрашивал, не пытался ли он с матерью помириться. Так вот, он сказал: надо сделать один шаг. И подождать, сделает ли другой человек шаг тебе навстречу. Ты помнишь, сколько я этих шагов сделал? А ты в лучшем случае стояла на месте, отвернувшись. А то и вообще от меня бегом бежала. Если бы ты вот так тогда руку протянула. Или хотя бы два года назад. Да что там, хотя бы в прошлом году, когда мы на Алкином дне рождения на веранде сидели… А сейчас… Лер, у меня просто нет сил. Я мог бы и дальше терпеть твое равнодушие, все твои выходки. Хотя бы только ради того, чтобы видеть мальчишек постоянно, а не по расписанию. Я привык, притерпелся. Смирился. Но если мы попробуем и ничего не получится… Я не знаю… я просто больше не выдержу.