Терракотовые сестры
Шрифт:
Когда первый камень, пущенный из-за стен крепости, упал в толпу, люди рванули во все стороны, расходясь, словно волны от упавшего в воду камня. Стремясь закрепить успех, защитники открыли огонь со стен. Жалея боеприпасы, метали копья, стреляли из луков и арбалетов. Щелкали спускаемые тетивы, свистели, уходя во тьму, болты.
Снизу раздавались автоматные очереди, но пули даже не достигали стен крепости, кроша в пыль камень где-то далеко внизу. «На что они надеются?» – думала Маша, глядя, как хаотично мечется толпа, все меньше и меньше напоминающая армию. Машины кружили по плато в полной темноте, ведя беспорядочную стрельбу по стенам. Защитники крепости методично вели обстрел,
Шум этот был так страшен, словно кричали ночные кошмары. Казалось, море восстало, возмущенное. Забурлило, волнуясь, зашелестело, вскипая. Забыв об отданном ей приказе и об обещании сидеть не высовываясь, Маша ринулась прочь из укрытия. Пробежала через площадь, где люди замерли у заряжаемых катапульт и баллист, прислушиваясь к странным звукам, доносящимся от моря, мимо заполненных водою резервуаров к полукруглой площадке, выходящей к самому краю пропасти, к обрыву, глядящему прямо на Мертвое море. Шум стих так же внезапно, как и начался. А затем с криками, с воплями ужаса нападавшие бросились прочь от Форта, оставив погибших и раненых под стенами крепости. На милость или на произвол судьбы.
Переливчатое радужное сияние держалось над водой, но не радовало глаз. Красивое, но какое-то холодное, недоброе. Затем резко наступил рассвет. Белесый, неживой. И все молчали. Ни звука. Ни слова. Ни стона. И только когда внизу снова рухнула стена – обычный обвал, привычный, ежедневный – защитники крепости вздохнули с облегчением. Жизнь продолжалась.
Казакова же подумала, что не стоит оставлять попыток сказать Альтерре «прощай!», но пока надо подождать. И так как больше ей пойти особо было некуда, пошла в комнату Мэри Лу. По дороге подумала, что хорошо бы вернуть Изаму его одежду и нож, да и какой-то азарт охватил Машу. Она все больше уверялась, что действительно обладает даром разговорить любого, и хотела проверить это практически.
Ближе к полудню, когда солнце сделало невероятным воспоминания о ночных событиях, а раскаленный воздух загонял всех живых в прохладу каменных сводов, созвали общее собрание. Пришли все, кроме караульных.
Мария опоздала. На Казакову присутствующие посмотрели с каким-то настороженным вниманием, как на диковинного зверя. Ее уже порядком достало то странное положение «избранности», которое ее преследовало с момента падения в соляную рапу. Потому Маша гордо выпрямилась и села в первых рядах, подавив желание забиться в угол потемнее. Назло врагам, так сказать. Соседи ее, две женщины-близняшки, отодвинулись слегка, а темнокожий гигант с бородкой-эспаньолкой и спущенным до пояса оранжевым комбинезоне монтажника как-то очень торопливо подгреб под себя рукава одежды, чтоб Маша их не задела. Все слушали Мэри Лу, взявшую слово, и комментировали между собой, обсуждали события почти в полный голос. Каждый мог выкрикнуть с места. Что и делали регулярно. «То ли бардак, то ли демократия, – отметила журналистка, – то ли идея равенства так понимается в мире анархии».
– … Даже наличие предателя не сделает Форт менее неприступным, – уверенно заявил рыжий Иржи Мэри Лу. – Нужно только вовремя подлатывать блуждающий проем и разрушения. На это есть машины.
– Вопрос не в силе крепости, – горячилась американка, – вопрос в причинах! – И тут же взяла себя в руки. Почувствовала, словно готовится к выступлению, от которого зависит финансирование проекта, и повысила голос, чтоб ее слышали все без исключения: – На Форт, я зову его Масадой
Все молчали. Кто-то глядел исподлобья, кто-то щурился, Казакова же слушала, приоткрыв рот. Пылинки танцевали в лучах солнечного света – этот зал освещался через окна под потолком. И Маше казалось, что в темных углах кто-то незримый наблюдает за происходящим, слушает разговоры, делает свои выводы. Кто-то, кого не приглашали на собрание.
– Выводов может быть два: адепты изменили своим убеждениям или это новая сила, слияние бандитской наглости и материальной базы молодчиков Самума с фанатичной смелостью вкупе с четким расчетом белых. И оба варианта лично мне не нравятся. Они сулят нам большие трудности.
Мэри Лу сделала многозначительную паузу, словно колеблясь, говорить то, что хотелось добавить, или оставить при себе.
– Я более склонна думать, что второй вариант. Потому что… – она все же решилась. – Потому что в штурмовавших Форт машинах я узнала… почерк Фархада. Он сделал часть тех боевых мехов.
Ропот пронесся по залу: «Этого не может быть!», «Ты помешалась от горя, женщина!», «Кузнец – не предатель!».
Но Мэри Лу сделала знак рукой, призывая к тишине. Мало кто ее слушал.
– Замолчите, – рявкнул тогда узколицый Гарик, с виду так гоблин гоблином, местный начальник караулов, – дайте договорить.
– Мы все знаем историю моего супруга, – продолжила железным голосом Говард. – Знаем о его силе, его врагах-завистниках, о том, как его предали и как он был приговорен к смерти на костре людьми в белоснежных рясах, и как помилован их главой, чтоб сделаться безумцем, марионеткой в их руках. Многие из вас знают силу пресветлого Дария. Так вот, похоже, белорясникам все-таки удалось заставить Фархада работать на себя. И для меня это главное доказательство того, что наше и без того немирное существование станет еще более тяжким. Фархад взят в плен бандитами, а работает на адептов. Два лагеря объединились против нас.
– Но зачем? – не унимался рыжий «гном». – Я могу понять Самума: он бандит, и наш Форт встал ему поперек горла еще с момента образования. Мы мешали и мешаем ему наживаться, лишаем добычи, держа побережье под контролем. Мы плюем ему в лицо, уничтожая артефакты и отбивая его атаки. Но на кой хрен ему сговариваться с белорясниками? Что они ему могут предложить? Да и Дарию мы не мешаем. Зачем ему соглашаться на союз?
Американка, казалось, занервничала. Взглянула на Машу виновато и уже было открыла рот, чтоб ответить. Но тут вошел Изам и вытолкнул на середину зала, точнее швырнул, израненного грязного человека. Похоже, что совсем недавно его одежды были кипенно-белыми. Сейчас знак Спасителя на них был залит кровью, а полы покрыты бурой грязью из пыли и крови. Человек щурился подслеповато и скалил зубы. Сломанный нос распух, на ногах пленный держаться не мог, раненный в колено.
Вдруг он издал восхищенный крик и пополз. Извиваясь на животе, цепляясь за пол искореженными пальцами рук, отталкиваясь одной здоровой ногой, он не пытался встать, он хотел оставаться ниц, но перед своим сидящим в толпе кумиром.
– Вестница! Дева на звере! Прекрасная! Дождались! Ты!.. Да славится Спаситель! – Пленник подполз к Казаковой, и она с ужасом узнала одного из бандитов, потерявших колокольчик-переводчик. – Благодарю тебя за честь! За милость видеть чудо твоего явления! Когда же? Молви мне перед смертью!