Территория войны. Кругосветный репортаж из горячих точек

Бабаян Роман Георгиевич

Сакартвело против Самачабло

Здесь мне хочется сделать небольшое отступление. Из многочисленных разговоров с грузинскими участниками событий лета и осени 2004 года я сделал вывод, что у них была своя логика, позволявшая в какой-то мере оправдывать ведение боевых действий. Они развивали целую теорию о том, что никакой Южной Осетии нет, а есть исконно грузинская территория под названием Шида Картли («Внутренняя Грузия»), или Самачабло, — по имени князей Мачабели, чьи феодальные владения там находились. На этой территории живут осетины, но это не значит, что они имеют право ею владеть.

Стоит вспомнить, что в тот момент реально представляла из себя Республика Грузия —

Сакартвело по-грузински или Джорджия по-западному. Южная Осетия и Абхазия де-факто отделились. Аджария вроде бы формально оставалась в составе Грузии, но её президент Аслан Абашидзе при каждом удобном случае демонстрировал, что он возглавляет не какой-то там субъект, а самостоятельное государство. Все грузины очень болезненно переживали, что во время довольно частых визитов Эдуарда Шеварднадзе в Батуми Абашидзе всегда показательно не делал навстречу высокому гостю ни одного шага и президент Грузии был вынужден подходить к нему сам. А ведь Абашидзе был, по сути, всего лишь главой одного региона, небольшой области! Но в дипломатическом протоколе очень важны все нюансы, и такое поведение Абашидзе всегда считалось демонстрацией того, что Аджария власть Грузии категорически не признаёт.

На тот момент в Грузии скопились сотни тысяч беженцев — из Абхазии и Южной Осетии. Практически все они жили в основном в Тбилиси. Заняли почти все столичные гостиницы, и при этом надо сказать, что эти люди были очень политически активными. Они громко требовали от власти вернуть всё, что они потеряли, что осталось там, где они жили раньше, — дома, имущество, сады, виноградники, землю. Беженцы оказывали очень сильное давление как на позицию правительства Грузии, так и на настроения простых граждан республики. Поэтому, повторюсь ещё раз, я думаю, что понять грузин можно.

Но у осетин была своя правда. Они говорили, что это грузины начали военный конфликт, это Звиад Гамсахурдия, первый президент Грузии, пригнал на землю Южной Осетии войска — даже не войска, а какие-то добровольческие отряды, неизвестно кому подчинявшиеся. От рук так называемых грузинских национальных гвардейцев погибло огромное число наших родных и близких — забыть об этом невозможно, поэтому будем сопротивляться до последнего.

Следующий президент Грузии — Эдуард Шеварднадзе, бывший министр иностранных дел СССР, которого считали самым авторитетным из грузин и потенциальным спасителем отечества, по сути, продолжил линию своего предшественника и политического противника Гамсахурдия. Когда в 1992 году жители Южной Осетии проголосовали на референдуме за отделение от Грузии, Шеварднадзе отдал приказ начать против осетин военную операцию. Но всё, чего смогли добиться грузинские отряды, это к июню 1992 года закрепиться на левом берегу реки Большая Лиахва, разделяющей Цхинвал. На дальнейшее продвижение сил у грузинских отрядов явно не хватало. Тут и появились в южноосетинской столице российские миротворцы — о чём мне и зрителям фильма рассказал Сергей Шойгу. Их вхождение в город местные жители восприняли как военную победу над Грузией. Правда, за это заплатили жизнью более трёх тысяч мирных людей, более трёхсот пропали без вести и ещё около 40 тысяч осетин стали беженцами.

Прошло 12 лет, и в 2004 году вновь избранный президент Грузии Михаил Саакашвили во время своей инаугурации поклялся на иконе объединить раздробленную страну и превратить её в сильное единое государство. Его первыми шагами в этом направлении стало выставление постов грузинской полиции у Рокского тоннеля, по которому в Южную Осетию шли российские грузы. Их стали задерживать, а в грузинские сёла вокруг Цхинвала ввели подразделения грузинской армии. Потом Саакашвили объявил о том, что он намерен выйти из Дагомысских соглашений о восстановлении мира, и южноосетинскую столицу вновь начали обстреливать.

Теперь

мы уже знаем, к чему это привело спустя четыре года — к грузинско-осетинской войне, в которой Россия поддержала Южную Осетию и затем официально признала её суверенным государством.

Но тогда заканчивалось лето 2004 года и о том, что произойдет через четыре года, никто, естественно, не знал.

Лица войны: от школьника до президента

Монтируя фильм в Москве, из всего, что я увидел и снял, я постарался собрать в него всё самое яркое, бьющее по нервам и по душе. Попробовал показать, как война разъединяет народы, людей. Первые кадры посвятил дороге через горы. В мирное время из Тбилиси до Цхинвала можно было доехать в автомобиле всего за один час. А когда над Кавказским хребтом сгустились тучи войны, пусть и необъявленной, эта же дорога стала занимать не меньше трёх часов. Она пошла в объезд постов грузинской полиции, и теперь её стали называть не иначе как «партизанской тропой». Впрочем, в ту пору грузины и осетины в гости друг к другу и не ездили.

Раньше на въезде в любой город на Кавказе прежде всего бросалась в глаза надпись: «Добро пожаловать!» Летом 2004 года въезжающих в Цхинвал встречал большой плакат с портретом президента России Владимира Путина и надписью: «Путин — наш президент». Тем самым жители города давали понять, что считают себя россиянами.

С первого взгляда могло показаться, что Цхинвал живёт обычной жизнью, но бросалось в глаза большое число мужчин в камуфляже и с оружием.

Хорошо помню лица цхинвальцев. Это были лица войны. В каждом женском и детском — страх и надежда, в каждом мужском — решимость стоять до конца.

Школьная линейка в Цхинвале — и в Беслане

Мой приезд в столицу Южной Осетии совпал с первым сентября — началом школьного учебного года. И первое, что я сделал, отправился к зданию средней школы № 5. Эта школа занимает особое место в истории грузино-осетинского конфликта.

С виду — обычное типовое школьное здание, каких в Советском Союзе было сотни тысяч, если не миллионы. Но для осетин это место — почти святое. Когда в январе 1991 года начались первые обстрелы и бои, городское кладбище Цхинвала оказалось одним из самых простреливаемых мест. Хоронить там погибших было невозможно. И гробы с телами павших защитников и убитых горожан стали приносить сюда, на школьный двор. Уже в первые дни конфликта здесь появилось более пятидесяти могил. Спустя годы на них всегда лежат свежие цветы. Дата рождения на надгробных плитах у каждого своя. Зато дата смерти — одна и та же: январь 1991-го.

Здесь хоронили и тех, кто погиб в следующем, 1992-м, году, когда бои вспыхнули с новой силой. Тогда же участок с могилами отгородили от здания школы железным забором и дали ему название — Мемориальное кладбище жертв грузинской агрессии.

Со съемок этого кладбища мы и решили начать. Задумка была простая. Снимем кладбище, а потом лёгким поворотом камеры покажем торжественную школьную линейку. Пусть люди видят, что даже в дни боёв дети идут в школу в нарядных костюмах, с белыми бантиками и букетами в руках, значит, жизнь не остановилась.

Начали съёмку и вдруг видим — к школе подъезжает кортеж из нескольких джипов. Мы, конечно, заинтересовались — кто бы это мог быть? И вдруг из джипа выходит президент Республики Южная Осетия Эдуард Кокойты.

Я прошёл в школьный двор через калитку в заборе. Кокойты увидел меня — мы раньше не раз встречались, подошёл, поздоровался. Спросил — что здесь делаешь? Я ответил, что снимаю кладбище.

И тут Эдуард говорит:

— Я сам оканчивал эту школу, поэтому всегда приезжаю сюда первого сентября и в день последнего звонка. Поздравляю детей, родителей, учителей. Вспоминаю свои школьные годы.