Территория войны. Кругосветный репортаж из горячих точек
Шрифт:
Я об этом ничего не знал, просто так совпало. Мы успели снять, как президент поднялся на школьное крыльцо. Начал говорить:
— Не надо обращать слишком много внимания на те трудности, что мы сейчас переживаем. Руководство республики способно обеспечить безопасность всех граждан Южной Осетии, защитить нашу независимость. Мы не будем ссылаться на то, что пришлось столкнуться с проблемами, навязанными нашими соседями, мы будем действовать, строить счастливую жизнь своего народа.
И в его кармане зазвонил мобильный телефон. Президент достал
— Слушай, беда. Звонили из Владикавказа, в Беслане чеченцы захватили школу. Поедешь со мной?
Я сначала ничего не понял:
— Какую школу? Какие чеченцы?
— Пока не знаю. Срочно выдвигаюсь туда. Если есть желание сделать репортаж с места событий — поехали.
А я ведь уже говорил, что выехать из Цхинвала было почти невозможно, всё вокруг простреливалось, — только по объездной просёлочной дороге, которую местные жители уже успели прозвать «дорогой жизни», как в блокадном Ленинграде.
Я срочно звоню в Москву, главному редактору программы «Время», объясняю, что и как. Сообщаю, что есть возможность срочно выехать в Беслан — не позднее чем через два часа я готов буду выйти оттуда в прямой эфир. Тот отвечает, что надо все согласовать с Константином Эрнстом.
Через пару минут перезванивает:
— Отправляй в Беслан всех свободных людей и с ними систему спутниковой связи. Сам же продолжай работать в Цхинвале — этот фильм очень нужен, и нужен срочно.
Так что за происходящим в Беслане мы наблюдали из Цхинвала.
Позже мой оператор сказал мне, что наши коллеги выходили в эфир и упорно на протяжении нескольких часов твердили, будто бы в школе всего 364 человека. Хотя не знать, что там было больше полутора тысяч, было невозможно. Но пресс-служба Северной Осетии дала четкое указание говорить, что там было всего 364 человека. В окружении этих людей, убитых горем, они выходили в эфир и говорили: «364 человека!» Коллегам пришлось пойти на такой компромисс, чтобы не увеличивать напряжение, и без того достигшее предела.
Война и дети
Я не случайно в первую очередь вспомнил ту школьную линейку, о которой узнал весь мир. Самые сильные впечатления на войне получаешь, наблюдая за поведением детей. Они, конечно, не всегда понимают, что происходит вокруг, — и нередко их это спасает, они в отличие от взрослых не поддаются панике, не сходят с ума от страха и безысходности. Но зато детские оценки происходящего, если удаётся их узнать, поражают своей искренностью и непосредственностью, остротой переживаний и силой восприятия.
Никогда не забуду, как мы спустились в подвал одного из частных домов, превратившийся в бомбоубежище. Скорбные лица взрослых, прислушивающихся к отголоскам взрывов и молящихся за своих родных, которые остались там, наверху, в окопах. И рядом — улыбающиеся детские личики. Они листают комиксы, читают вслух, смеются, разглядывая смешные картинки. Самые маленькие даже затеяли игру в прятки среди полок, уставленных банками с соленьями и вареньями. Услышав наверху взрыв, затихают на несколько секунд и с серьёзным видом показывают пальчиками в потолок — дескать, мы тоже всё понимаем.
А днём, наверху, мы снимали мальчишек, играющих в войну среди развалин. Обычная детская игра, но здесь она воспринималась как-то по-особенному. В какой-то момент ты начинаешь понимать, что дети играют в то, чем взрослые живут.
А вот съёмки урока в одном из младших классов цхинвальской школы. Учитель пишет на доске тему сочинения: «Военное лето 2004-го». И дети начинают описывать в тетрадках то, что они пережили на каникулах. В это время их ровесники пишут о поездках к морю, об отдыхе в оздоровительных лагерях, о весёлых играх и развлечениях. Но у маленьких жителей Цхинвала лето оказалось окрашенным совсем в другие краски — крови и пороховой гари.
— Когда начались мои летние каникулы, я очень радовалась. Но через несколько дней начали стрелять со всех сторон. Потом бабушка забрала нас к себе, потому что у неё есть надёжный подвал. Мама волновалась за папу, потому что он работает в милиции и стоял на посту — защищал Родину. Как я хочу, чтобы всё это закончилось…
— Бабушка всегда боялась. Перед каждым выстрелом она говорила, что вот война опять начнётся. А я её всегда успокаивал и говорил: «Не бойся, не начнётся…»
— Когда я был в Джинале, мне говорили, что в Цхинвале война, но я им не верил, что у нас воюют. Но это была правда. И я думал, что сейчас с папой, с мамой, что с сестрой, которой сейчас 5 годиков. Там, наверное, были очень сильные перестрелки. Как мама с сестрой защищались от пуль, а папа тоже стрелял из автомата. Я не хочу, чтобы была война…
— Когда началась первая стрельба, я очень испугалась. Я всю ночь не могла заснуть. Мы ходили из комнаты в комнату, мама искала более безопасное место, где нет окон. Потом уже много ночей я не спала. И когда опять началась стрельба, я повернулась к маме и сказала: «Опять стреляют!» — и уснула…
Когда школьники читали свои сочинения, в классе стояла мёртвая тишина. Война отняла у них безмятежное детство, научила с ранних лет понимать, что такое тревога за близких, что такое жизнь и что такое смерть.
А смерть на войне не щадит никого — и детей тоже.
Всем городом хоронили в Цхинвале 15-летнего Ацамаза Кабулова и его 78-летнего дедушку. В ту трагическую ночь мальчик, как и все, спустился в подвал — город обстреливали из крупнокалиберных миномётов. Мина взорвалась прямо во дворе дома, раненный осколками старик позвал внука на помощь. Когда Ацамаз выскочил из подвала и бросился к дедушке, прозвучал ещё один взрыв.
На кладбище отец погибшего мальчика и сын убитого старика Таймураз Кабулов сказал нам (этот эпизод также вошёл в фильм):