Террорист
Шрифт:
– Чудной, вы человек…
– Наверно. Понял я лет в 30, что надо что-то делать руками, а не хвататься за слова.
– Скорее за словоблудье, – улыбнулся студент.
– Да-да, – как бы утвердительно для себя заключил Бородатый, – Хотя слово само по себе сильный аргумент, но сегодня ты сказал в точку…
Неожиданно у входа появился еще один задержанный. Он показался в сильно возбужденном состоянии. Полицейский долго открывал и закрывал камеру. Пьяный неряшливо одетый мужчина средних лет уселся на середину скамейки и разразился тирадой в адрес стража порядка:
– Суки! Видел я всех вас в гробу! В белых тапочках!
Бородатый безнадежно посмотрел на прибывшего и хмуро замолчал. Рошину тоже не хотелось продолжать разговор. Новый задержанный иногда пытался своими односложными фразами раздражения разговорить соседей, но Бородатый, да и юноша только смотрели пространно в потолок.
Через три часа появился отец и забрал Ивана из отделения полиции. Выходил юноша из камеры спокойно, кивнул осторожно Бородатому, которому явно понравился взгляд бывшего соседа. Он также доброжелательно посмотрел на его отца. Тишину момента нарушал неприятный железный лязг замка и резкий скрип засова. Потом все стихло, будто ничего не произошло. Каким-то странным чувством младший Рошин ощутил, что воздух камеры остался внутри его. В полиции у юноши взяли подписку «о невыезде».
Отец с сыном молча вышли на улицу.
– Пришлось оставить небольшой залог, но я так и не понял, сын, что произошло. Неужели ты причастен к этому?
Иван рассказал в подробностях о происшедшем.
– Так почему ты ничего им не сказал?
– Не понял. Что?
– Что это ты вызвал «Скорую».
– Меня никто об этом не спрашивал…
– В наше время я бы попытался объяснить и растолковать все сам.
– Это в ваше время, – тупо отреагировал сын.
Они шли до дома молча. Отец доверял правоохранительным органам и оптимистически настроенный он был спокоен и уверен, что это недоразумение. Иван тоже забыл о камере, хотя мимолетное приятное ощущение свободы было немного ново и необычно. Кругом молча шли прохожие, о чем-то разговаривали,
некоторые из-них спешили, не обращая никакого внимания на двух задумавшихся мужчин.
Матери ни отец, ни сын ничего в этот день не сказали, и повседневная жизнь потекла своим чередом. Повторная встреча со следователем у Рошина произошла через два дня. Он ждал и немного тревожился, представляя множество вариантов развития неприятных последствий.
Когда был рядом с раненой девушки, он не задумывался о нахлынувших на него чувствах и тем более о последовательности своих действий. Теперь же сухая логика ему подсказывала, что при отсутствии реальных свидетелей его могли «зацепить», сделать участником или даже виновником. На допросе он понял, что отец рассказал следователю подробности поведения сына и, естественно, рассеял «туман» подозрительности первых допросов. – «Проверить номер телефона вызова «Скорой» пришло в голову правоохранительным органам только после этого», – с насмешкой рассуждал молодой человек.
Следователь продолжал сухо разговаривать с ним, но уже не упирал на его «бегство» с места происшествия. Но, как понял Рошин, самым главным положительным обстоятельством оказалось улучшение состояния здоровья потерпевшей и именно оно изменило отношение к нему. Он не знал, о чем говорила пришедшая «в себя» потерпевшая, но Ивану вдруг нестерпимо захотелось ее вновь увидеть. Когда он неожиданно спросил, в какой клинике она находится, полицейский неприятно посмотрел на него:
– Встречаться с ней я вам не советую…
Рошин замкнулся, опустил глаза, намеренно скрыв свое неожиданное желание. Теперь, явно почувствовав нить отторжения к этому холодному и обличенному властью «роботу», он даже не задал ему вполне здравый вопрос: – Почему?
Раньше Иван с пониманием относился к органам власти, надеясь, что в необходимый момент они придут на помощь, но сейчас его взгляды заметно менялись.
Все ближе проникали в душу слова случайного сокамерника, и Рошин начинал твердо понимать, что многословить здесь – не к чему. И он, действительно, несколько дней не пытался искать контакта с потерпевшей.
Зинка каким-то образом узнала о вызове в полицию, и теперь тоже задавала неприятные вопросы и даже пыталась наставлять.
– Только не от мира сего вечно попадают в такие непонятные ситуации.
– Что значит – вечно? Можно подумать…Ты сама могла оказаться на моем месте…
– Ну, уж я-то обошла бы все это стороной.
Рошина резанули эти слова, ему вовсе не хотелось открывать свою душу. Он только еще больше почувствовал взрыв неприятной холодности.
В кругу семьи родители продолжали интересоваться результатами встречи со следователем, и сын спокойно всё рассказывал без своих особых впечатлений. Отец, побывавший еще раз в полиции, как-то случайно обронил, что потерпевшая лежит «на Пироговке».
После занятий Рошин двинулся по указанному адресу. «Купить цветы или апельсины… как-то уж больно тривиально» – подумал он. В службе информации на входе в клинику его строго спросили:
– Фамилия?
Иван был ошарашен элементарным вопросом:
– Не знаю…
– Молодая девушка посмотрела на удивление сочувственно: – Сколько лет? – смотрела она смешливо на, словно набравшего в рот воды, молодого парня.
– Лет двадцать…
–Как зовут? – увидев глаза нерешительного юноши, она заулыбалась, глядя в регистрационный журнал:
– У нас такого возраста две: Елена Петрова и Виктория Ерзалова… А какое заболевание?
– У нее ранение. – Тогда в хирургии, последняя – Виктория …Приемные часы сегодня. Через полчаса вы можете к ней зайти.
В памяти Ивана вновь всплыло лицо раненой девушки. Русые темноватые волосы, выразительное славянское лицо. «Все-таки Елена Петрова ближе к реалии» – мелькнуло в голове, – «Но все возможно…».
Молодой человек вышел в уютный больничный дворик. Современное здание клиники и ухоженный невысокий, почти миниатюрный храм-часовня, удивительно гармонировали на фоне нескольких старых развесистых деревьев. Они напомнили подобную больницу, куда они ходили к бабушке с мамой и отцом несколько лет назад. Любимая бабушка при каждой встрече смотрела больше на него, чем на родителей, которые не замечали этого. А он приметил, хотя тогда это казалось случайным блеском выразительных пожилых глаз. Ее трогательная и родная улыбка осталась у Вани навсегда. Сейчас он почему-то вспомнил об этом. Былое чувство было омрачено тогда и посещением траурного корпуса на окраине больницы, которое надолго осталось в памяти и вызывало внутреннее отторжение.
Иван посидел в садике, потом прошелся по улице, около магазина купил несколько красивых яблок у похожей на бабушку старушки и решительно двинулся в больницу.
Глава третья – Романтика любви
Надев белый халат, он на лифте поднялся на девятый этаж. При входе в дверь с яркой вывеской «Отделение хирургии» он почувствовал небольшое беспокойство и робко спросил у выходящей медицинской сестры номер палаты. Отворяя дверь палаты, он почувствовал сердцебиение – слишком много неординарного и неясного было во всем этом поиске. В тихой просторной палате пахло лекарствами и обдавало убаюкивающей тишиной. Он увидел трех молодых женщин. Лихорадочно переключаясь взглядом на каждую, Иван вдруг почувствовал проникновенный ответный взор. Как и несколько дней назад во время неожиданного забытья, он моментально ощутил его необычное воздействие. Девушка у окна секунду недоуменно смотрела на молодого человека.