Теряя Контроль
Шрифт:
— Ты переживешь, мама, ты сможешь. Этап химиотерапии. Пересадку стволовых клеток. Это все сработает.
Пирог, который я обожаю, на вкус как пыль: грязная, отвратительная пыль, что оседает внутри моего рта. Делаю большой глоток молока, но, похоже, и оно сейчас выльется.
— Шанс один из пяти, что я проживу более трех лет, но они уменьшатся, если все возобновится.
— Доктор Чен не стал бы предлагать это лечение, не будь хоть малейшего шанса. Ты победила рак в первый раз и без сомнений сделаешь это снова, — с улыбкой отвечаю я.
Мама же смотрит на меня с грустью.
— Хорошо, дорогая. Больше мы
Я не знаю, что сказать, поэтому просто сжимаю её руку, испугавшись, что если хоть что-то произнесу, то начну плакать.
— Просто подожди и увидишь. Ты выживешь на радость всем остальным.
«Должна, потому что ты все, что у меня осталось».
Я быстро целую её в щеку и забираю свою почти полную тарелку. Выбрасываю содержимое пирога в мусорку и делаю вид, что разговора не было. Мама возвращается в свою комнату, а я создаю новый плейлист для завтрашней поездки.
У меня на завтра куча заказов от своего реального работодателя, а под конец дня, скорее всего, поработаю на Малкольма. После того, как заканчиваю с песнями и проверяю, на зарядке ли телефон, я раскладываю диван и начинаю готовиться ко сну. Отбрасываю в сторону коробку и замечаю, что картонка прогнулась, теперь она выглядит помятой и немного жалкой. Примерно так, как я чувствую себя в данный момент. И да, я не собираюсь открывать эту коробку.
Мешковатый матрас и металлические прутья никогда не дают хорошо выспаться, не считая успокаивающего и нежного храпа моей матери — колыбельной, которую никто не сможет повторить. Завтра я поговорю с врачом и постараюсь выяснить, можно ли для мамы получить дополнительные препараты, чтобы остановить тошноту или облегчить боль. Если не смогу получить их от врача, тогда Малкольм поможет мне. Шанс один из пяти, не так ли? Моей маме нужно лишь поверить. И, закутавшись в одеяло, я, наконец, засыпаю.
Утром я встаю очень рано и проверяю маму. Она еще не проснулась, да и химиотерапия начинается только в десять. Забирая огромную коробку с собой, я на цыпочках выбираюсь из квартиры. Она достаточно большая, чтобы прикрепить ее к багажнику велосипеда, и мне это удается. Эластичные шнуры плотно обвивают коробку, которая чем-то напоминает причудливый лук.
Я даже стучать не стану, а просто оставлю коробку возле задней двери, потому что в ней чересчур много соблазна, а я эмоционально нестабильна, чтобы противостоять такому человеку, как Йен. В нем слишком… слишком много всего. Слишком высокий. Слишком красивый. Слишком уверенный. И, похоже, слишком богатый.
Небольшой механический звук привлекает мое внимание, и я замечаю камеру, торчащую из двери. Она выглядит почти живой и немного пугает меня, на что я показываю свой язык.
Незамедлительно следует ответ.
— Это практически «да», Виктория. Лучше беги, пока можешь.
На этот раз я так и делаю. Сажусь на велосипед и кручу педали на пределе человеческих возможностей. Теперь я напугана, потому что до безумия хочу вернуться назад.
Глава 7
Как мы с мамой и ожидаем, химиотерапия оказывается страшной вещью. Внутривенные переливания длятся очень долго. Хоть в комнате стоят два телевизора, а у мамы есть
Доктор Чен приходит проверить нас где-то на середине процедуры, через четыре часа из положенных восьми.
— Кажется, все в порядке, Софи, — хлопает он маму по плечу. Мама едва открывает глаза, она сонная и почти не реагирует. Доктор Чен хмурится, жестом показывая мне выйти. — Нашли новую квартиру?
— Еще нет.
Он качает головой.
— Не забывай о её душевном благополучии. Она не может оставаться взаперти в этой вашей квартире.
Да, эта мысль вообще не покидает мою голову.
Следующие четыре часа я провожу в тишине, раскладывая «солитер» и листая журналы, чтобы посмотреть на красивую одежду и обувь, которую никогда не смогу себе позволить. В конце дня я несу маму на пятый этаж и укладываю в одинокую кровать. Она сразу поворачивается лицом к стене. Я не знаю, что сказать ей в знак утешения. В любом случае мне пора идти на работу в «Neil’s», чтобы заступить в вечернюю смену.
Я уже почти заканчиваю с заказами, когда звонит мой телефон, и звуки «Killing in the Name» группы Rage Against the Machine оповещают меня, что это Малкольм. У каждого в моем телефоне свой рингтон: у Нейла — «Price Tag» от Jessie J, у мамы стоит Кристина Агилера со своей песней «Beautiful». Своей старой школьной подруге я поставила Pink и ее «So What», но за последние полгода я не созванивалась с Сарой. Да, это моя вина, она столько раз звала погулять с ней, а я всегда отвечала «нет». Просто не могла позволить себе вылазки, где пришлось бы платить по десять долларов за каждый напиток и двадцать пять — за вход.
— Тащи свою задницу ко мне в квартиру. Встречаемся в девять, — орет Малкольм в трубку.
— Ладно, хорошо. У меня осталось… — я начинаю просматривать список своих поставок, но Малкольм меня прерывает.
— Мне плевать, что там у тебя осталось. Просто будь здесь в девять, или отдам твою работу кому-нибудь другому. Тому, кто сможет справиться с этой хренью, — выкрикивает он в телефон так, что приходится держать сотовый подальше от себя. Несмотря на это, я его слышу. Но, если честно, я просто боюсь приблизить трубку, так как создается ощущение, что его слюни могут намочить мне ухо.
— Поняла. Буду ровно в девять, — вешаю трубку прежде, чем он продолжит осыпать меня ругательствами.
В восемь пятьдесят пять, потная и уставшая, я подъезжаю к дому Малкольма. На несколько кварталов повыше стоит большая, серая и очень дорогая машина. Замечаю ее лишь потому, что выглядит она не к месту. Кто знает, может это поставщик Малкольма? Мне, наверное, должно быть интересно, но у меня нет никакого желания злить брата больше, чем уже есть.
— Люси, я пришла, — кричу в домофон, и спустя минуту замок открывается. Я поднимаюсь на лифте, стучу в дверь. Малкольм открывает прежде, чем я успеваю убрать руку, и когда дверь распахивается шире, я вижу его.