Теряя наши улицы
Шрифт:
— Поздравляю, Алик, вы выглядели оригинальнее всех, — произносит из распахнувшейся настежь двери до боли знакомый, спокойный и мелодичный голос. Это Альфия входит в нашу гримёрную, как всегда в весьма драматичной манере. Она идёт прямо ко мне своей плавной, но при этом решительной походкой. Как её сюда пропустили? Она обесцветилась, но ей идёт. Хотя в моих глазах ей идёт всё. На ней стильная одежда пастельных тонов, словно сшитая по ней. Меховая оторочка в сочетании с её царственной осанкой придаёт ей сходство со сказочной принцессой. Не хватает только маленькой золотой короны.
— Альфия? Ты?! Глазам своим не верю! — и я иду к ней навстречу… На мгновение торможу… Её взгляд так пронзителен, что я
— Долго рассказывать, Алик, правда, — она произносит это так искренне, тепло и естественно. На самом деле, она ведь очень искренняя девушка. До меня только сейчас доходит как податливо её тело в моих объятиях, как мы близки друг другу… Её тепло, биение её сердца вызывают ощутимые затруднения в моём дыхании, но мне хочется, чтобы это не кончалось никогда, чтобы исчезло всё вокруг…
— Я сейчас снова живу у бабушки на Стендаля. Ты же мне позвонишь? — доносится до меня её голос, как сквозь наваждение.
— Конечно! Когда тебе удобно?
— В любое время. Я буду ждать.
Когда она уходит, притихший было Федян спрашивает меня:
— Алик, а кто эта девушка неземной красоты?
— Это Альфия… Одна знакомая… Любовь всей моей жизни… — говорю я задумчиво и только, потом, обернувшись, встречаю почему-то полный боли взгляд Тани.
— Сразу видно, что между вами что-то есть. Что-то такое очень хорошее, взаимное, красивое, — простодушно отвечает ничего не заметивший Федян. — Я тебе даже немного завидую. У меня никогда такого в жизни не было.
— Ладно, придумай лучше, как отметим первое выступление на такой большой площадке?
— А что давайте накидаемся у меня, чё там думать, — говорит беспроблемный Федян.
— Поддерживаю, давайте напьёмся, — напряжённым, злым голосом говорит Таня.
— Тогда давайте у меня — здесь же ближе.
В гастрономе напротив мы ещё успели взять пару ящиков «Жигулёвского», с запасом, кто знает сколько дней гудеть будем, в ближайшем комке ещё пяток пузырей китайской водки, «мерзавки», в пластиковых бутылках. У меня оставалось где-то полстакана приличной анаши, и мы в четверых скурили чуть ли не всё. Когда барабанщик засобирался домой, Федян решил проехаться на халяву на такси вместе с ним, они живут в одной стороне. Я посадил их на мотор и вернулся домой. Свет везде был выключен, и нигде не было слышно ни звука. Я позвал Танюху. Ответа не последовало. Я включил свет и чуть не вздрогнул от неожиданности. Она сидела напротив меня в кресле и смотрела мне прямо в глаза широко вытаращенными, остекленевшими глазами.
— Танюшка, с тобой всё в порядке? — спросил я, но то, что я услышал, вряд ли можно было счесть вразумительным ответом.
— Голоса сказали мне, что этих мушек нельзя убивать, чтобы не пошёл ядовитый дождь. Иначе он смоет в канализацию нас с тобой, нас всех. Лучше я буду собирать эти поганки и сушить этих бабочек.
При эти словах, она встала и начала собирать с пола воображаемые грибы и ловить в воздухе воображаемых бабочек. Я присел на своё кресло с отломанными ножками и начал наблюдать за ней. Сначала мне было весело, пока я пытался отгадать какой дури она успела наглотаться. Но потом мой взгляд упал на пять пустых упаковок из-под димедрола, и я похолодел от ужаса. В этот момент она испустила душераздирающий вопль и повалилась на пол, сотрясаясь в эпилептическом припадке, который несколько часов назад я изображал на сцене.
Я подбежал к ней и, протолкнув ей в рот большой палец, изо всей силы прижал её язык к подъязычной области. Её зубы начали стискиваться, подобно заострённым тискам с мощным давлением. Её рот заполнился моей кровью. «Если она откусит мой палец, она может подавиться им, точно так же как и языком», промелькнуло у меня в голове, пока я второй рукой, наконец, дотянувшись до телефонного аппарата, набирал «03».
Я провёл тогда с ней сутки в токсикологии. Мне выдали список лекарств, которые я должен был приобрести. Мне необходимо было занять денег на эти лекарства, потому что у самого не хватило бы. Я решил начать завтра утром со своего рабочего места. Организация, в которой я работал к тому времени уже должна была мне несколько месячных зарплат, но это ничего не значило, никому тогда ничего не платили. Бывшие советские люди учились обходиться без денег, перебиваясь натуральным хозяйством и расширенной системой семейной взаимовыручки. Пока я попросил у врачей отделения сделать всё необходимое, уголь, гемодез и т. д. в долг. Ночью пришлось удерживать её в постели, потому что она соскакивала, дралась с медсёстрами, норовила убежать бродить по коридорам больницы. Один раз я задремал, и потом, когда спохватился, нашёл её в ординаторской. Она стояла у окна и разговаривала с Луной:
— Мне никогда, никогда ещё в жизни не было так плохо… Ты хоть когда-нибудь, хоть где-нибудь на свете видела такое же одинокое существо, как я?.. — и её затрясло от сдавленных рыданий.
4
Она ушла из группы, а Федян в то время полностью переключился на синтезаторы, секвенсеры и прочую дребедень в том же духе. Он подружился с профессиональными музыкантами с одной небольшой студии. В обмен на его помощь в аранжировках и студийных записях, они охотно предоставляли ему время поколдовать над своим «Роландом», и он целыми днями теперь зависал там.
Однажды ночью ко мне в дверь постучалась Альфия. Она попросила меня закрыть дверь и никому не открывать. Сказала, что пришла под мою защиту. Она действительно казалась чем-то напуганной и немного растерянной. Она сказала мне, что в её жизни внезапно всё меняется, и неизвестно к лучшему, или худшему. Объяснять она не хотела, а я не стал расспрашивать. В моей компании она быстро пришла в себя, стала самой собой, такой, какой я её всегда любил. Когда я услышал от неё слова любви, я позволил чувству, которое так усиленно гнал от себя из робости, заполонить собой всё моё существо. Первые нежные прикосновения, первые, робкие поцелуи чуть не разорвали моё заходящееся в бешеных ритмах сердце, они заставили меня почувствовать себя перед лицом какой-то необъятной, непостижимой тайны жизни, которую могла открыть мне только Альфия. Её глаза, её губы, её миниатюрное стройное тело, вызывали во мне ощущения, которые едва умещались в моём сердце, настолько они казались больше чем я. Её близость заставила меня начисто забыть обо всём, затеряться во времени и пространстве, ощутить себя эфемерной пылинкой, сгинувшей в просторах Вселенной. Мы изучали друг друга, рассказывали истории из жизни, смеялись, и клялись в вечной любви. Она заснула как ребёнок, пока я расчёсывал ей волосы гребешком.
В ту ночь я полушёпотом сделал ей предложение, от которого она отказалась, тихо, но твёрдо. На следующее утро я должен был уходить в прокуратуру — мне пришла повестка, в связи с Танюхиной попыткой самоубийства. Алые лучи рассветного солнца падали на красивое лицо моей сладко спящей Альфии, освещая его, как диковинный цветок, подаренный мне Провидением, пусть и всего на одну ночь. Я невольно залюбовался ею. Время в тот миг словно бы остановилось. Или я хотел бы, чтобы оно остановилось тогда.