Теряя наши улицы
Шрифт:
С утра я собрался, натянул бобочку с длинным рукавом, свои старые короткие башмаки «Мартенсы» и уже собирался выходить, как вдруг отчётливо услышал какие-то странные голоса, о чём-то сбивчиво шушукавшиеся шёпотом. Откуда они взялись? Я остановился и прислушался. Они разговаривали обо мне. Они говорили о том, что у меня в заначке уже пару недель валяется доза, о которой я забыл. Я невольно вернулся и начал рыться в комнате, а эти дурацкие голоса всё продолжали плести о затаренной дозе, время от времени корректируя направление моих поисков, словно бы давая мне абсурдные инструкции. Через пару часов я, наконец, остановился, взглянул на котлы и обвёл взглядом свою комнату. Какой ужас! Вся комната была перерыта вверх дном, ни одна вещь не лежала на месте, так должны выглядеть только что ограбленные хаты. И, разумеется, никакой дозы в заначке. И тут вместо шёпота раздался жуткий, леденящий кровь хохот. Откуда он доносится? Я найду их и грохну. Я стремглав выбежал из квартиры, прошёл по лестничной площадке, выглянул на лестницу. Никого! Тем не менее, на улице голоса стихли. Может
Я доехал до Вонг Кока и прошёл в парчок. Люди там были, были и знакомые, но что-то там было не так. В знойном, банном воздухе было разлито чувство паранойи. Я прошёл по парчку и спросил глазами у одного из знакомых, есть ли доза. Он вполголоса проскрипел мне сквозь зубы: «Ты уходить… Полиция… Облава…». Я почувствовал отчаяние. В первый раз я наткнулся на облаву вечерком, когда метался здесь в поисках дозы без денег. «Нет денег, нет диди», захихикал беззубый барыга, и тут же отвернулся к проходящей через парк парочке. «Не желаете ли чего?», и он разинул свою вонючую пасть набитую пакетиками с герой. Мужчина тут же схватил его за нижнюю челюсть, запихнув ему меж зубов фонарик, а женщина защёлкнула на нём наручники. Это были агенты в штатском на рейде. Правда, как только меня отпустили, я сразу же за углом встретил ещё одного знакомого, который без проблем тусанул мне дозняк бесплатно. Повезло в тот раз. Были потом и другие облавы. Разок я даже получил от агентов по фанере за просто так, пока меня обыскивали с толпой местных наркош на третьем этаже парковки. Но в этот раз я просто не мог уйти отсюда без дозы. Мне надо было подлечиться. Я быстро прошёл через парк. Вышел на улицы и свернув за угол, углубился в район. Пройдя квартал по Рекламейшн-стрит до Нельсон-стрит, я остановился и стал дожидаться, не покажется ли кто из знакомых, пытаясь вычислить шнырявших повсюду агентов в штатском. Где-то через четверть часа я завидел двух знакомых. Они, кажется, просто шатались по району. Один из них ел арбузную дольку. Я устремился за ними, и, когда они увидели меня, махнул им рукой. Они остановились. Я нагнал их: «Нужна доза. Хоть одна». Чувак с арбузом кивнул мне: «Иди за мной». Я пропустил его вперёд и неторопливо пошёл за ним. Через пару-тройку кварталов, мы завернули за угол и забежали в ближайший подъезд. «Быстро». Я передал ему стольник. Он зажал одну ноздрю, натужился и начал выдувать воздух из другой, словно сморкаясь. Наконец, оттуда вылетел целлофановый шарик с герой. «Ты положить в рот». Ага. Щас. Я сунул пакет в карман штанов и выбежал из подъезда.
Целый вечер я никак не мог найти подходящее место, чтобы уколоться. Домой я идти не решался из-за тех голосов, а на улицах мне всюду мерещились менты. Один раз я присел было под мостом на корточки, чтобы приготовить себе дозу, но вид проносившейся мимо полицейской машины разубедил меня. Цзиньдаосский парк, Кантон-роуд, Цзиньдао-парк-драйв, Сэлисбери-роуд, Чим-ча-шуи. В сумерках я вышел на берег океана. Здесь была какая-то свалка, огромная мусорная куча у полосы прибоя. Прямо перед набегавшими волнами стояло выброшенное кем-то кожаное кресло. Я уселся в него. Видимо здесь я скоротаю ночь. Неспешно приготовив дозу, я сжал руку ногами и стал отыскивать в лучах заката какой-нибудь кровеносный сосуд. Наконец, я нашёл его на ладошке. Я не в первый раз кололся в ладошку. Эта операция требовала ювелирной тщательности и терпения. Получив свой приход, я откинулся на спинку кресла и стал любоваться закатом. В таком умиротворённом состоянии я заснул.
Проснулся я посреди ночи из-за отвратительно шушукавшихся голосов. Теперь они морализировали со мной, корили, припоминали все мои самые мизерные недостатки, ошибки прошлого, отсутствие будущего, смешивая меня с дерьмом, выводя из себя и приводя в состояние бессильного бешенства. Я огляделся вокруг в свете алеющей луны. На свалке не было ни души. Кроме шума набегающих волн у своих ног и писка нет-нет перебегающих с места на место крыс, слышны были только эти ужасные голоса. Тогда я окончательно убедился в том, что у меня помутился рассудок. Я встал и отправился бродить по пустынным улицам Цзиньдао. В ночное время эти улицы, залитые холодным, искусственным красно-синим цветом неоновой рекламы, без единой души, казались больше и шире обычного.
На рассвете я пришёл в Вонг Кокский парчок. Там почти никого не было. Я прошёл в пятиэтажную автостоянку напротив. На третьем этаже, свернувшись калачиками на циновках спали Самсон и ещё какой-то молодой бомж. Я растолкал Самсона. «Привет. М ба». Это было почти всё, что я выучил за это время на кантонском — «пять больших». Самсон зевая и потягиваясь прошёл к своему загашнику в углу и принёс пять пакетов с отравой. Я пошёл дальше по зданию, в поисках воды. Тут и там наркоманы оставляли друг для друга бутылки с минеральной водой. Найдя бутылку, я взболтал в машинке свой раствор и вышёл на лестничный пролёт. Там на ступеньках, на разной высоте, уже стояло человек пять китайцев со спущенными штанами — все кололись в пах. Когда я зашёл, они все испуганно подняли головы и уставились на меня. Я махнул рукой, типа, всё нормально, отошёл на нижний пролёт, присел на ступеньки и ширнулся в кулак. Издалека опять послышались преследовавшие меня, подобно мифическим фуриям, голоса.
4
Я в кои то веки в офисе. Рабочее время закончилось. Во всём небоскрёбе уже почти никого не остаётся. Сделав глубокий вдох и выдох, я набираю не выходящие из головы цифры. Скорее всего, её и на этот раз там не будет. Что ей, замужней парижанке, делать у бабушки на Стендаля?
— Алло, — раздаётся в трубке голос Альфии. — Алло?… Говорите, я слушаю.
— Привет, Альфия, — выговариваю я. — С днём рождения.
— Привет, Алик. Спасибо! — и, помолчав, добавляет. — Какой у тебя голос.
— Какой?
— Специфический.
Она уже знает, как изменяют опиаты человеческий голос — он становится глухим и хрипловатым, с ноткой всезнающего спокойствия.
— Я слышала о том, что с тобой происходит… Сначала я всем отвечала, что всё нормально… Что раз ты в этом что-то находишь, раз тебе это нравится, значит это не может быть плохо… Теперь я так не думаю… Я думаю тебе надо завязывать с этим, Алик…
— Альфия, боюсь, это уже невозможно. Я зашёл слишком далеко, Альфия.
— Ты можешь, Алик, родной, ты всё можешь, если захочешь… Беда только в том, что ты не хочешь… — мне кажется, она сейчас подбирает самые нужные слова. — Ты помни, пожалуйста, о том, что я люблю тебя. Никогда не забывай об этом. Я тебя очень люблю. Очень.
Разговор, кажется, был недолгим. Я не мог больше с ней говорить. Это было выше моих сил. Но на следующий день я начал интересоваться у местных наркоманов о том, какие существуют способы спрыгнуть с иглы. Я перерыл кучу литературы. Никому этого не рекомендую. Та же самая железная логика рынка, заставляющая контрабандистов и крупных воротил отдавать предпочтение полученному лабораторным путём героину перед относительно натуральным опиумом, заставляет большинство подкупленных, ангажированных, или просто падких на сенсации лобби создавать один из нелепейших мифов современности — миф о неизлечимости наркомании. Такие безответственные авторы, как, например, Уильям Берроуз, в стремлении демонизировать и приукрасить собственные пагубные пристрастия в глазах обывателя, невольно работают на тот же миф. Нет ничего хуже, чем читать Берроуза в период абстиненции, или в те моменты, когда подумываешь о том, чтобы завязать! Не говоря уже о доказанной неэффективности пропагандируемого им апоморфина для излечения героиномании.
Наркомания — это растянутое во времени самоубийство, отказ от жизни, её активное отрицание. Как правило, наркомании предшествует осознанное или неосознанное отвращение к созданной человеком социальной реальности, будь это отчаяние, или наоборот пресыщенность. Весь трюк опиатов заключается в том, что они приносят искомое практически каждым чувство удовлетворения, без необходимости тратить усилия на какую-либо социально значимую деятельность, представляющуюся наркоману бессмысленной. Там, где обычный человек лишь иногда получает бледное подобие удовлетворения от работы или семьи, пройдя десять кругов утомления, стрессов, унижений, забот и волнений, наркоман получает полное и безоговорочное удовлетворение через укол. Если жизнь — это усилие, то усилия наркомана сводятся к поиску и добыванию средств на дозу и самой дозы. Предельно чётко, просто и цинично. Поэтому никакие чудодейственные снадобья, заговоры или заклинания, которыми, по сути, являются все ультрасовременные, сверхкомпетентные, рафинированные методы промывания мозгов, используемые в псевдонаучных сетях широко разрекламированных реабилитационных центров, не способны сделать и малой доли того, на что способна простая человеческая воля. Более того, не может быть никаких сомнений в том, что вышеупомянутые реабилитационные центры, как интегральная часть порочного круга циклической интоксикации/ детоксикации являются таким же неотъемлемым компонентом сверхприбыльной наркоиндустрии, как и средства массовой информации, пропагандирующие нелепый и лживый миф о неизлечимости наркомании. Только добровольный отказ от употребления сильнодействующих наркотических средств способен, я подчёркиваю, действительно способен избавить человека от пагубного пристрастия, на какой бы стадии аддикции он ни находился. Я видел людей, которых заставил спрыгнуть с иглы условный срок и страх перед тюремным заключением. Неважно, какой является мотивация. Важно то, что лишь осознанное желание прекратить употребление героина, реально способно вывести человека из замкнутого круга наркоманских привычек, восстановить нормальный обмен веществ и, соответственно, вернуть его в нормальные условия существования.
Другое дело, что это осознанное желание не может быть искусственным, или тем более внушённым или навязанным окружающими. Можно сколько угодно уговаривать и убеждать наркомана, и он даже может откликнуться и предпринимать самые искренние попытки покончить со своей зависимостью, но пока он сам реально, в глубине души, не захочет этого, и не осознает причины, по которым он хочет этого, он не сможет окончательно и бесповоротно бросить свои привычки. Я знал одного бывшего наркомана, который бросил колоться, но при этом позволял себе принять грамм опиума перорально раз в год, или полгода, для того чтобы расслабиться и отдохнуть душой хоть изредка. После десяти лет такого своеобразного употребления наркотика, оказавшись в Циньгуне, он на моих глазах в течение пары-тройки дней снова плотно присел на дозу. Я думаю, проблема здесь в том, что десять лет назад у него изначально отсутствовало осознанное желание распрощаться с опиатами навсегда. Ты должен всей душой, страстно захотеть, например, попробовать свои силы в реальной жизни, сделать что-то для осуществления какой-либо своей заветной мечты, или, на худой конец, так же всей душой не хотеть вполне реальных негативных последствий, вроде лишения свободы, но, в любом случае только твоё собственное нежелание, или желание, твоя личная воля, способны справиться с психологической зависимостью от сильнодействующих наркотических средств.