Тетрадь в сафьяновом переплете
Шрифт:
— Мануфактуры строить, виноград на новых землях плодить, — сказал Петр Иванович.
Отец Евгений рассмеялся.
— И это польза. Но тут вы главное благо берете себе. А лучше такой пример. Вы наслаждаетесь Монтенем, «Опыты» на ночь читаете. А Монтень был из богатых купцов. Что вам до того богатства? Он вам главное свое богатство отдал, душу, мысль. И не вам одному. Представляете, скольких людей просветил Монтень?
— Я не философ, — сказал Петр Иванович.
— Каждый человек может поделиться с другим, — сказал
— Но чем же я мог помочь? — воскликнул Петр Иванович.
— Ну уж не знаю. Если он помощи от вас не хотел, то и здороваться бы не стал, — произнес отец Евгений.
— Да, вы правы, — пробормотал Осоргин, — надо было хоть денег дать.
В это мгновенье прозвонил колокольчик в дверях. Вбежал слуга и что-то шепнул на ухо старцу. Тот встал, лицо его озарилось радостью. В комнату вошла госпожа Черногорская. Она преклонила колено, поцеловала руку Евгения и произнесла:
— Отец мой, корабль готов к отплытию.
Мне показалось, что граф Петр Иванович замешался. А госпожа словно и не замечала нас. Однако отец Евгений вынужден был пояснить:
— Путешественники удостоили меня посещеньем и умным разговором.
Госпожа Черногорская кивнула, мы поклонились.
— Наши пути все сходятся, граф, — сказала госпожа Черногорская.
Петр Иванович вновь поклонился.
— Скажите, граф, — произнесла госпожа Черногорская, — не из тех ли вы Осоргиных, что служили в Преображенском полку вместе с князем Дашковым?
— Да, — отвечал граф, — мой отец и его брат служили в преображенцах под началом великого князя и будущего императора Петра Федоровича…
Но здесь я вынужден прервать рассказ и вставить несколько пояснений об императоре Петре III и супруге его Екатерине.
О кратком царствии императора Петра Федоровича
По смерти императрицы Елизаветы Петровны, случившейся в 1761 году, русский престол занял ее племянник наследный гольштинский принц Карл Петр Ульрих, известный потом как государь Петр Федорович. Женат он был вот уже много лет на Анхальт-Цербтской принцессе Софии-Августе, ставшей императрицей Екатериной II.
Жизнь супругов не складывалась. Если Петр, с детства не видевший родительской ласки, искал в Екатерине родственных чувств, то Екатерина относилась к мужу с плохо скрытым презрением.
Ее раздражали грубые замашки Петра, его склонность к общению с простым людом. Ведь будучи еще полковником лейб-гвардии Преображенского полка, великий князь предпочитал помногу беседовать с солдатами, чем отдавать светские приличия офицерам.
Петр Федорович не оставался в долгу и на одном званом обеде даже вслух назвал жену дурой, отчего та разрыдалась и покинула стол.
В царствие Екатерины сложилось прочное мнение, что Петр III был ограниченным солдафоном, не способным к управлению государством. Однако, мне кажется, что это не совсем так. Я много слышал о несчастном государе, читал своды изданных им законов и пришел к выводу, что хоть и был он человек неровный, сумбурный, но по натуре добрый и желавший облегчить участь своих подданных.
Кто как не Петр Федорович упразднил позорную для всякого государства Тайную канцелярию и издал указ о терпимости веры, по которому стесненным до того раскольникам полагались определенные свободы. Всего же по моим подсчетам за полугодовое свое царствие император успел издать не меньше двухсот указов, а одним из них, именным, «за невинное терпение пыток дворовых людей», была пострижена в монахини богатая помещица, а все богатство ее роздано пострадавшим.
Беда в том, что Петр Федорович, будучи внуком великого Петра, пустился подражать своему деду. Он не признавал светских приличий, за столом пил в непомерных количествах английское пиво, до беспамятства напивался, курил трубку и заставлял курить прочих придворных, ходил в распахнутом прусском мундире.
Выходки его бывали дики и нелепы. Он, например, во время приема мог подойти к знатному вельможе и дернуть его за ухо. Пойманную в своих покоях крысу он судил самым настоящим военным судом, за «причиненное беспокойство высочайшей особе». Ничего не стоило императору в споре так распалиться, чтобы вызвать на дуэль своего подданного.
При этом нрав его был мягок и мечтателен. Он содержал порядочную библиотеку и каждый месяц выписывал сотни книг из Европы. В минуты уныния и отшельничества он обучился играть на скрипке и часто, запершись в покоях, выводил грустные мелодии, после чего плакал навзрыд.
Словом, он не был властным человеком для трона. Люди его сторонились, и, быть может, только одна Елизавета Воронцова, дочь канцлера и сестра Екатерины Дашковой, питала к нему сердечную склонность. Взойдя на престол, Петр Федорович проводил много времени с Елизаветой, играл ей на скрипке и читал вслух.
Не таковой была нынешняя государыня-императрица. С первых дней пребыванья в России она думала о короне. Возможно, сказывалось предначертанье: ведь еще в детстве богемская цыганка предрекла, что маленькая принцесса станет королевой.
Екатерина была умна, начитана, обаятельна. Возвышенное чело, откинутая назад голова, гордый взгляд голубых глаз из-под черных бровей — все подчеркивало в ней царственную осанку. До конца жизни она не научилась порядочно говорить по-русски, зато французским владела отменно и восхищала стилем самого Вольтера.
Восемнадцать лет, проведенных в несчастливом замужестве, дали ей множество времени для совершенствованья ума и знаний. По образованности с ней могла сравниться, быть может, лишь княгиня Дашкова, это и сблизило их.