Тетрадь в сафьяновом переплете
Шрифт:
Молодой Разумовский, говорят, еще не удосужился посетить свое новое владенье, и делами ведает пока управляющий, тучный, крикливый немец, не знающий ни слова по-русски. За ним прыгает на костыле Карлуха, старый солдат, воевавший еще с пруссаками, бравший Берлин и там получивший свое немецкое прозвище. Карлуха кое-как переводит распоряжения управляющего и сообщает их работникам хриплым, но громовым голосом.
От Карлухи мы наслышались много историй про знаменитого полководца графа Суворова, побившего турок в Крыму и за Дунаем. Суворов этот был чудаковат в манерах, он не выдерживал светских приличий и умел смутить многих важных лиц. Карлуха рассказал случай,
Однажды в полки Суворова явились важные гости одной иностранной державы. Карлуха не мог объяснить точно, какой. С ними был сопровождающий из Петербурга, тоже важный вельможа. Суворов устроил гостям обед, а солдата Карлуху велел посадить с собой рядом. Суворов потчевал гостей шуточками, а вельможа на ухо ему выговорил насчет Карлухи. Мол, к чему сажать за парадный стол простого солдата? «Да бог с тобой, батюшка! — воскликнул Суворов. — Ну и что, если простой солдат, а разве не узнаешь ты его?» Вельможа ответил, что никогда не видел Карлухи. «Бог с тобой! — опять закричал Суворов. — Да это ж племянник самого графа Панина!» Вельможа был смущен, а гости обступили Карлуху и стали выражать восхищение, что племянник столь знаменитой особы, облеченной высокой государственной властью, воюет простым солдатом. «И как воюет! — восхищался Суворов. — Десять янычар в бою полонил! Ему бы не то что русский, иноземный орден вручить!» Тут же один из гостей снимает с себя звезду и вешает Карлухе на грудь, при этом кланяется и просит передать всяческие пожелания дядюшке. Так Суворов посмеялся над высокими чинами. Звезду он потом у Карлухи отобрал со словами: «Вот как полонишь десять янычар, так верну тебе звездочку».
Старый солдат вздыхал:
— Но не довелось. Однажды троих поймал, но десять — куда! Свойственный командир, он для солдата ничего не жалел, и сам с нами в палатке спал. Говорят, опять против турок пошлют.
Я расспрашивал его про солдата Ивана Почивалова, но встречать моего отца тому не пришлось.
Кизляр оставил унылое впечатление, места вокруг пустынные, земля бесплодна, а климат столь переменчив, что непривычные к нему русские солдаты часто болеют. В небольшом полку легкой кавалерии, который расположился поблизости от усадьбы, болеет несколько десятков человек, а командир полка генерал-майор Кубасов недавно скончался и похоронен подле холма. Может быть, и мой отец скончался вот так же от местной лихорадки, а не в лихом бою? Думать об этом было неприятно, и во время пребывания в Кизляре я много печалился. Даже Петр Иванович счел своим долгом похлопать меня по плечу и подбодрить ласковыми словами.
Левкополь
К Левкополю, или Старому Крыму, как он назывался раньше, нас привела довольно хорошая дорога, проходившая местами в глубоких долинах. Сначала на нас надвинулась высокая лесистая гора, а потом уж открылся город с богатым и славным прошлым.
Когда-то очень давно он стоял на большом караванном пути в Индию, и о Старом Крыме знали во многих странах. В городе строили мечети, фонтаны, крепостные стены и башни. Еще сейчас виден вал версты в четыре длиной. Тут был когда-то храм, облицованный мрамором и порфиром, здесь чеканили монеты для крымского ханства и генуэзцев, владевших Судаком и Кафой. Тут, по преданию, похоронен хан Мамай, бежавший после Куликовской битвы в Кафу и там убитый генуэзцами.
Много славных страниц можно насчитать в истории этого города, но ныне он оскудел. Вместо дворцов и мечетей одни развалины, из местных жителей осталось лишь несколько семей, да и они просят разрешения уехать, ибо не желают оставаться тут больше.
Словом, много трудов предстоит новым властителям, чтобы возродить в Старом Крыму угасающую жизнь. Говорят, князь Потемкин уже отпустил на восстановление многие средства, ему хочется, чтобы к приезду государыни-императрицы город принял достойное обличье.
В Старом Крыму мы остановились на постоялом дворе, только что открытом, побеленном и потому имевшем довольно приветливый вид. Хозяин постоялого двора, пожилой грек, посоветовал нам подняться на гору Агармыш, откуда можно увидеть не только окрестные дали, но и море, лежащее в 15 верстах от Старого Крыма.
И мы не пожалели, что совершили такую прогулку. Гора Агармыш высока, но подняться на нее не трудно, там и сям среди скал и деревьев проложены тропинки. По одной из них мы и взобрались на обширное плато, заросшее буковым лесом.
Благодатное место! Воздух сух и легок, дали просторны, а на горизонте простирается дымно-синяя полоса.
— Таласа! [1] — воскликнул Петр Иванович. — Митя, ты когда-нибудь видел море? Я был в Италии, Франции, Англии, Германии. Море везде разное. Любопытно, какое оно тут, в Крыму?
— А отчего в море вода соленая? — спросил я.
— А отчего в озере пресная? — ответил вопросом Петр Иванович и рассмеялся. — Одна петербургская графиня была совершенно уверена, что вода в море соленая оттого, что там водится пресоленая сельдь.
1
Море (лат.).
— Надеюсь, это не госпожа Черногорская? — произнес я со значением.
Петр Иванович сразу стал серьезным.
— Ты, Митя, смышлен, — сказал он. — Ты, верно, заметил, что я о ней размышляю.
— Достойный для размышлений предмет, — заметил я важно.
— А в чем же, по-твоему, достойный? — живо спросил Петр Иванович.
Я прокашлялся. Мы сидели на старом поваленном буке, кругом благоухали цветы и травы, и разговор наш на этом возвышенном месте среди простора и перед синеющим вдали морем имел какое-то особое значение.
— Она добрая, — сказал я.
— В чем же ты видишь ее доброту? В том, что она выручила крепостных? Но это мог быть простой каприз.
— У нее добрый взгляд.
— Добрый? — спросил Петр Иванович.
— Вернее сказать, ласковый, — поправился я. — Нет… внимательный… — Я задумался. — Мне кажется, ей до всего есть дело. И потом… все ее любят…
— Кто это все? — спросил Петр Иванович.
— Слуги… Леди Кенти и отец Евгений.
— Как ты заметил, что они ее любят?
— Отец Евгений очень обрадовался, что она пришла.
— Я уж узнал, он дал ей воспитанье в Лейпциге. Она долго жила в его доме. Вообще же ты, Митя, угадал, у нее очень много поклонников. Например, адьютант Потемкина князь Дашков. Полагаю, он и похлопотал о подорожной.
— Но кто же она в самом деле? — воскликнул я так же, как недавно сам Петр Иванович Осоргин. — Быть может, она и вправду принцесса?
— Кара-Вазир человек непонятный, — сказал Петр Иванович. — Глаз у него сонный, но хитрый. Ищет черногорского самозванца, давно погибшего, вслух говорит об этом, ничего не боясь, да еще готов принять за принцессу любую странницу.