Тетрадь в сафьяновом переплете
Шрифт:
— Господа, — сказала госпожа Черногорская, — я должна переговорить с хозяином здешних земель. Впрочем, вы не мешаете мне.
В сопровождении Станко перед шатром появился человек, которого я видел уже в третий раз. Это был Струнский. На этот раз он оставил любимый свой черный цвет и вырядился во все серебряное, вплоть до серебряных башмаков. Воистину этот человек был неумеренным щеголем! В такой жаркий день он был застегнут наглухо и вид имел, словно пришел в покои императрицы.
— Рада вас видеть, сударь, — сказала госпожа Черногорская.
— А я-то уж рад! — ответил Струнский, ловко целуя руку. — Мы словно бы и не разъезжались, вот и граф тут, а вот и милейшая леди Кенти. — Он приложился к руке миледи. — Я смотрю, вы всерьез хотите освоить здешние земли. Такие гости!
— Да, сударь, — ответила госпожа Черногорская. — Я хоть сегодня готова подписать купчую.
— Только после бала, только после бала! — воскликнул Струнский.
— Но что же медлить? — спросила госпожа Черногорская.
— Я, видите ли, собираюсь устроить бал, — сказал Струнский, обращаясь к миледи и графу. — Балы моя страсть. А тут, можно сказать, бал прощальный. Да ведь именины мои через два дня! Именинный бал! Нет, милейшая принцесса, без бала земель своих не уступлю!
— Благодарю за любезность в титулованье, но я ведь не представляла себя принцессой, — возразила госпожа Черногорская.
— Э, душенька, все говорят, все знают! — возразил Струнский. — Да разве уступил бы я земли кому другому? Только вам, только вам, мое очарованье!
— Не забывает вас матушка-государыня, — обратился Петр Иванович к Струнскому, — чудесная бухта, я под Ливорно такую видал.
— Вы правы, граф, — отвечал Струнский, — жаль расставаться, да, слава богу, ничего не успел здесь настроить.
— Вы имеете в виду дворец? — спросил Осоргин.
— Да хоть и дворец. Дворцы моя страсть. А вот у милой принцессы страсть выручать из беды. Я уж тут Янку своих с Акулькой видал, гнить бы им в яме, кабы не наша принцесса.
— Когда же вы собираетесь править бал? — спросила госпожа Черногорская.
— А на Елену и Константина, в именины мои. Бал отыграем — и по рукам!
— Да с кем же тут балы разводить? — спросила леди Кенти. — Дам вовсе немного.
— А мне достаточно вас, — отвечал Струнский. — Вы же помните, как Филипп Испанский на балу в Валенсии всех выставил вон и танцевал с одной герцогиней Каталонской.
— Я бы хотела поскорее начать работы, — сказала госпожа Черногорская.
— Да будто бы и не начали! Вон у вас скалу долбят. Зачем?
— Я намерена завезти лозу и готовить тут вина на манер шампанских.
Струнский присвистнул.
— Да неужто вы полагаете произвести столь благородный напиток в варварской нашей стране?
— И не только это, сударь. Я, например, стану печатать тут книги. Вы же обладаете своей книгопечатней?
— Но я вывез ее из Англии! — воскликнул Струнский. — А кроме того, я печатаю только благородные издания!
— Как вы угадали сразу. Я вот намерена печатать «неблагородное». Я буду издавать простые книги для простых людей.
— Простой человек не умеет читать, — ответил Струнский.
— Научится. Вы, кажется, забыли, кто работает в вашей печатне, кто играет на вашей сцене и кто расписывает ваши стены и потолки.
— Но под моей рукой, — сказал Струнский.
— Это покуда. А впрочем, дайте им нынче свободу, они и без вашей руки обойдутся. Да, видно, вы позабыли про самого Рокотова. Была я в его московском доме и мастерской. Какие портреты! Немудрено, что он уже академик. А теперь скажите, какого происхождения этот кудесник кисти? Мне прямо сказывали, что он из крепостных.
— Ну, это проверить надо, — пробормотал Струнский.
— А Прасковья Жемчугова в театре Шереметева? Тоже крепостная, но это чудо! Я видела Элиану в ее исполненье, она превосходит всех парижских актрис! И поговаривают, граф ее любит, даже жениться готов.
— Ну, это дудки! — возразил Струнский.
— Нет, уважаемый мой метроман, не знаете вы простого люда!
— Мне ли не знать! — воскликнул Струнский.
— Ко мне прибился умелец, который может сотворить что угодно. У него проект паровой машины готов, и подводный корабль он готов построить.
— Мошенник, мошенник! — Струнский замахал руками. — Знаю его! Он денег уменя просил под свои затеи!
Леди Кенти засмеялась.
— Вот столкновение романтизма и деловитости.
— Что спорить! — сказала госпожа Черногорская. — Я уж столько времени провела в разговорах. Разговоры да рассужденья — российская страсть, а надобно дело делать. Вот вы, граф, — она обратилась к Осоргину, — провели годы в учении, слушали курсы в Лейпциге и Сорбонне. Как вы хотите теперь применять свои знанья?
— Я еще не решил, — ответил Петр Иванович.
— Что вы изучали?
— Философию, фортификацию да и множество прочих наук, отчасти экономию.
— Словом, всего понемногу?
— Именно так, — согласился граф. — Я больше наблюдал, читал, путешествовал.
— Вот истинный путь российского дворянина! — воскликнула госпожа Черногорская. — Созерцать, но в дела не мешаться.
— Вы правы, — сказал Петр Иванович, — я просто привык жить в свое удовольствие.