The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
Шрифт:
Факт остается фактом: работы, которые она делает, обладают какой-то странной красотой.
При первом приближении они кажутся забавными, в них много шуток, но потом рядом с ними задерживаешься, потому что есть в них некое качество, которое отчасти сродни сказке. Как и большинство китча, они напоминают нам о наших детских вкусах. Все эти фальшивые эмали и вышивки зачаровывают своим техническим совершенством, соблазнительно-яркими цветами. Каждый раз, когда я видел ее работу «Автопортрет в виде Нефертити», я не мог удержаться от смеха, она продемонстрировала в ней абсолютное чувство юмора.
Ее работы напоминают нам, что мы не всегда в состоянии действовать в соответствии со своими высокими убеждениями, что порой все равно не можешь отвести взгляд от чего-то совершенно смехотворного. Они снова и снова напоминают нам: понимание того, что некий объект есть абсурд и нелепость, не лишает нас удовольствия, которое мы можем от него получить. Поклонники ее творчества (и я в их числе) вынуждены признавать, что могли бы подпасть и под обаяние коммунистической риторики, обладающей какой-то странной привлекательностью, какой-то соблазнительной простотой, не делающейся менее соблазнительной оттого, что мы знаем, что все это полный абсурд. Смеясь над собой, мы подолгу стоим перед ее работами, и те слабости, в которых мы признаемся себе, когда, наконец, заставляем себя оторваться от них и пойти дальше, – вот то, чему посвящены ее работы. Потому что за их игривой поверхностью скрывается
Первая большая персональная выставка Ларисы состоялась не на Западе, а в Москве, в июле 1989 года в «Первой галерее». «Первая галерея» была еще одним удивительным порождением этого года. Она была заявлена как галерея западного типа, которая будет продавать за твердую валюту работы советских и западных художников любому, кто пожелает их приобрести, и, в принципе, так оно и было. Как все это работало на самом деле, можно только догадываться. Галерею организовали Айдан Салахова, дочь главы Союза художников Таира Салахова, и ее друзья – Александр Якут и Евгений Митта. Айдан – красивая и загадочная молодая женщина, с большими кошачьими глазами и очень коротко стриженными черными волосами, уверенная в себе, что помогает ей справляться с самыми сложными ситуациями. Она решила, что и в работе, и в жизни ей будет достаточно одного имени, и фамилией своей она не пользуется, частично оттого, что посчитала, что просто имя, как у Хальстона [28] , звучит более стильно, а частично – и об этом «факте» довольно часто упоминают – потому, что она порвала все связи с отцом и ненавидит его.
28
Рой Хальстон Фровик (1932–1990) – американский дизайнер одежды, крайне популярный в 1970-х. Разработал, в частности, форму полиции Нью-Йорка и стюардесс авиакомпании «Панамерикан». Использовал свое имя в качестве бренда, логотипом которого стала буква «Н». – Прим. ред.
На чьей Айдан стороне, понять невозможно. Она ведет переговоры, что-то устраивает, и в конце концов оказывается, что все получается именно так, как она хотела. Ей всего двадцать с небольшим, и она – лучшее из того, что может предложить перестройка: деловая женщина, художник, светская львица, полная честолюбивых замыслов, которые она, вне всякого сомнения, сумеет осуществить.
Ее галерея для Москвы настоящее чудо. Она выглядит как «Блумингдейл» [29] в миниатюре. Тот же уровень: забавный шик, со знанием дела употребляемое богатство, несколько шаблонная утонченность большого города. Не будем забывать, что в Москве все старинные здания, кроме находящихся в Кремле, разваливаются, а все новые построены из некачественных дешевых материалов. Даже то, что было построено как некое уникальное сооружение, начиная с гостиницы «Международная», где проходил аукцион «Сотбис», до новых творений архитектурных мастерских смотрится отвратительно, к тому же во всех этих новых зданиях очень плохое освещение. Но в «Первой галерее» – мраморные полы, позолоченные подножия ступеней и бар, где стоят стульчики светлого дерева, с гнутыми ножками и розовой обивкой и подают кофе в чашках от «Вильрой и Бох». Там замечательное освещение, и, войдя в галерею, можно устроиться в больших уютных креслах, обдумывая, что купить, полистать свежие западные журналы, которые небрежно лежат тут же столике. Вообще-то владельцем «Первой галереей» является некий кооператив, которому принадлежит и соседствующий с галерей ресторан. Для них галерея – это статусная вещь, к тому же она позволяет привлечь в ресторан посетителей, но почему они все же решили заняться этим и как смогли позволить себе всю эту роскошь – там все сделано из импортных материалов, – остается неясным. Очевидно, что вклад Айдан во все это предприятие – это скорее ее вкус, а не деньги: ресторан отделан так же дорого, как и галерея, и выглядит как декорация к любительской постановке «Саломеи» [30] .
29
«Блумингдейл» – знаменитый нью-йоркский универсальный магазин, основанный в 1872 году Сегодня занимает целый квартал на пересечении Лексингтон-авеню и 59-й улицы. – Прим. ред.
30
Одноактная трагедия Оскара Уайльда (1891), впервые опубликованная в 1894 году с рисунками Обри Бердслея, а поставленная в Париже в 1896 году, когда ее автор отбывал заключение в Редингской тюрьме. – Прим. ред.
Может быть, туристы тем летом и делали покупки в «Первой галерее», но более практичные завели другую моду – посещать художников в мастерских, смотреть, как они живут, и покупать что-нибудь на память. А настоящие доки знали, что проще купить в западных галереях работы, созданные художниками на Западе. «Первая галерея» предлагала и услуги по вывозу работ, но по совершенно невероятной цене, к тому же эти службы работали не очень надежно. Цены казались очень высокими, картина, которую еще весной Лариса продала бы за несколько сотен долларов, спустя несколько месяцев оценивалась у Айдан в двадцать тысяч. Это сослужило Ларисе хорошую службу: хотя с этой выставки продано было мало, в декабре в Берлине ее работы продавались по высоким ценам, потому что прецедент уже был. Но самым удивительным было то, что, хотя в галерее и выставлялись Булатов, Кабаков, Чуйков, Васильев, Нахова и братья Мироненко, там же была выставлена картина Роберта Раушенберга, которую он подарил Айдан, и прошла выставка Хельмута Ньютона – на его работы были назначены все те же высокие цены. Кто в Москве станет покупать за валюту фотографии Ньютона? Что они там делали? То, что некоторые его фотографии имели несколько порнографический оттенок, привлекло огромные толпы народа, люди выстраивались в длинные очереди, кольцом огибавшие квартал, чтобы попасть в галерею. Была ли эта выставка рекламным ходом, общественным мероприятием или частью какого-то сложного делового соглашения? Может быть, то, что в галерее выставлялся Ньютон, позволило иностранным покупателям почувствовать себя более уверенно и не сомневаться в том, что покупать там работы стоит?
«Первая галерея» сделала одно действительно важное дело – она предоставила советским художникам место в Москве, где можно было выставляться. Хотя в принципе кооператив хотел бы иметь дело с местными покупателями, с гражданами Советского Союза, в СССР нет людей, у которых столько валюты, чтобы тратить ее на работы советских художников, те же немногие, кто может позволить себе покупать фотографии Хельмута Ньютона, скорее поедут в Калифорнию и купят его работы там. Но «Первая галерея» была открыта для всех, поэтому, как раньше люди приходили домой к Никите Алексееву или в «Детский сад», сейчас все шли в «Первую галерею», чтобы посмотреть, что делают мастера советского искусства. Западные дилеры отнеслись к Айдан очень серьезно, часто заглядывали в галерею, записывали фамилии выставлявшихся там художников, а потом подкарауливали
Айдан Салахова, Без названия
Пока «Первая галерея» набирала обороты, по Москве, как грибы, разрослись ужасные заведения, тоже называвшие себя галереями. Самыми шумными из них были галереи «Марс», «Арт Модерн» и «Салон» в гостинице «Националь». Ни одно из этих заведений не было оформлено с таким вкусом и не представляло работ того же калибра, что «Первая галерея». В них полно было неописуемого постсюрреалистского китча. Эти работы стоили весьма дорого, их покупали те, для кого даже «Рыбная мафия» казалась чем-то чересчур сложным, многие из клиентов этих галерей были из Восточной Европы. Одновременно со второй частью «ИсKunstва» проходила еще одна некоммерческая выставка, организованная Таней Салзирн, молодой протеже Виктора Мизиано, – это была выставка «Чемпионов мира». Они в очередной раз выказали всю свою посредственность, но это была оценка некоторых членов художественного сообщества, в прессе же эта выставка освящалась очень подробно, ей было посвящено огромное количество репортажей местных и западных телекомпаний. Как-то один из болгарских журналистов подошел ко мне и спросил: «Вот вы приехали с Запада. Объясните, почему это хорошее искусство?» Еще он вызвался познакомить меня с болгарским искусством, когда я приеду в Болгарию. «Может быть, оно не такое хорошее, как это, – мы маленькая страна, – но вам все равно будет очень интересно».
Несколько выставок устроил Иосиф Бакштейн, чьи позиции события предыдущего года, с одной стороны, несколько подорвали, а с другой – помогли ему переосмыслить свою деятельность в более рациональном ключе. Эти выставки были менее пафосными, чем у Айдан, но они были лучше. По сути дела лучшие работы того лета были показаны именно на выставках Бакштейна. Название первой из них – «Дорогое искусство» – предполагало двоякое прочтение как по-русски, так и по-английски, ведь в обоих языках слово «дорогое» означает и «любимое» и «дорогостоящее». Выставка проходила в мае, в ней участвовали многие получившие большую известность на Западе художники, работы были сделаны из самых простых и дешевых материалов, но так, чтобы привлечь внимание западного зрителя. Посетители с ехидством отмечали дороговизну этих вещей. К тому времени, когда вторая часть «ИсKunstва», наконец-то открылась, Иосиф организовал на Автозаводской выставку «Перспективы концептуализма». Как и на «Дорогом искусстве», там были показаны работы, которые Иосиф отобрал во время походов по мастерским или заказал специально. В «Перспективах концептуализма» принимали участие Костя и Лариса Звездочетовы, Сергей Волков, Георгий Кизевальтер, Игорь Макаревич, Елена Елагина, «Перцы», Маша Константинова и Коля Козлов. Козлов и Константинова, как и «Перцы», многие годы были членами движения авангардистов, но почему-то в первые дни гласности о них как будто подзабыли; выставки Иосифа представили этих художников западному зрителю, так что их имена были внесены в списки тех, кого приглашали на самые престижные выставки на Западе.
Постепенно получилось так, что все важные персоны художественного мира направлялись к Иосифу. Его не интересовали люди, которым нужны были на память картинки из Фурманного, но он всегда был готов помочь в организации выставки или обсудить проблемы авангарда с крупными западными арт-дилерами. Он всегда был в курсе, кто и где в данный момент находится, и всегда мог подсказать, в какое время кому лучше звонить. Он знал, каких художников лучше выставлять вместе и какие работы хорошо дополняют друг друга. Он объяснял художникам, какие галереи хорошие, а какие нет, а дилерам – какие художники хорошие, а какие нет. Он вел переговоры о вывозе своих выставок на Запад и о продаже вещей, которые было сделаны по его заказу. Художники знали, что работы, которые выставляет Иосиф, весьма вероятно, увидят люди, мнение которых много значит в художественном мире, он мог пропихнуть кого-нибудь или, наоборот, сообщить в конфиденциальном разговоре, что для кого-то лучшее время уже позади. Он не злоупотреблял своими возможностями, по большей части он высказывал общее мнение, а не выдумывал своего. Но он обладал властью.
Его положение было не очень удобным, потому что многие иностранцы больше хотели от него практических советов, а не критических замечаний, а он решительно не желал, чтобы его использовали в качестве справочного пособия. Хотя Иосиф обладал организаторскими способностями, он был ленив и летом 1989 года, как и все остальные, в основном проводил время в дружеских посиделках с чаепитиями и воспоминаниями. Он мог быть весьма резким с теми, кто пытался предъявлять к нему какие-либо требования, даже если изначально они с энтузиазмом обсуждали совместные планы. Договорившись с кем-то об организации какого-либо мероприятия, он мог ни с того ни с сего плюнуть на свои обязательства, а потом в последнюю минуту объявиться и все выполнить – с недовольным видом. Когда он увидел, какими богатыми стали его друзья, он стал просить все больше и больше денег за свои услуги, и за те знания, которыми раньше он охотно делился по-дружески, теперь нужно было платить деньги. Художники постоянно отпускали какие-нибудь обидные замечания по поводу денег, которые он получал. «Почему ему надо платить? Он что, создал какое-то произведение?» – спрашивали они, хотя Иосиф зарабатывал гораздо меньше, чем они, а работал, пожалуй, побольше.