The Kills
Шрифт:
— Что? — интересуется Люцифер, заметив мой задумчивый взгляд.
— Почему ты так редко бываешь настоящим? — он меняется в лице. — Открытым, как сейчас.
Я попала в точку, увидела ту сторону личности, которую не дозволено видеть никому.
— Потому что жизнь как поле боя, — он выдерживает паузу. — Нельзя позволять себе слабость.
Только сейчас я осознаю глубинные причины его поведения. Внутри него борются чувства и убеждения. Люцифер будет оказывать всю возможную помощь, почти не спрашивая, если согласие не нужно, по его мнению. Делать, а не говорить попусту, так незамысловато демонстрируя свое отношение. Корить себя
— Со мной, — я целую его в губы, поглаживая по колючей щеке, — ты можешь быть настоящим.
— С тобой, я должен быть ответственным.
Я с наигранным укором покачала головой, обхватила его голову руками, коснулась губами лба, виска и шеи.
— Иногда можно всего лишь быть рядом, — прерываю свою речь, укладывая голову ему на грудь. — Люди могут ценить тебя просто за то, что ты есть.
Люцифер удручённо выдохнул, ничего не отвечая. В его картину мира не укладывались безвозмездные чувства. Они должны быть отвоеваны, добыты жертвами и стараниями. Он страшится моей открытости, ведь это значит, что не нужно отстаивать у каждого дня право быть любимым кем-то. А можно просто… быть.
Я, в отличие от него, не боюсь своей слабости. Чрезмерной, мешающей жить. Загнавшей меня в ловушку собственных страхов и этого городка. Как бы я не пыталась закрыть свое сердце, мне никогда не удается держать глухую оборону долго. Ее непременно прорывают, вопреки страху, сигналящему об опасности. Я слишком открыта. В противовес Люциферу. Мне нравится чувствовать, пусть даже ценой боли, пусть даже помня горечи потерь.
— Моя жизнь как коробка шоколадных конфет (Жизнь — как коробка шоколадных конфет. Никогда не знаешь, что внутри. Цитата из фильма Форест Гамп), только половину сожрал упаковщик, а оставшаяся просрочена.
Люцифер тихо усмехнулся на мои рассуждения. Его смех гулко раскатился в груди под моим ухом.
— Может снимешь наручники и мы переведем нашу философию в другую плоскость? — за невозможностью пошевелиться он немного поёрзал на месте от нетерпения.
— Тебе понравится, — я оживилась. — Расслабься.
Он попытался возмутиться, получив в качестве наказания укус за сосок.
— Уилсон, — хрипотца в голосе оказалась красноречивее любых эпитетов.
— Т-ш-ш, — пришлось приложить палец к его губам. — Не заставляй меня принести кляп.
— Только попробуй, — он посмотрел на меня с угрожающим прищуром. — Тогда я в следующий раз принесу тебе хвост.
— Я подумаю над твоим предложением.
Люцифер застыл в замешательстве от моих слов.
Я воспользовалась паузой, чтобы продолжить свою задумку. Царапнула ногтями грудь, поцелуями опустилась вниз, задержалась на линиях напряжённого пресса, поводила по ним носом, вдыхая умопомрачительный запах, которым пропитана не только моя квартира, но и я сама, каждая клеточка моего тела. Потерлась грудью о возбужденный член. Люцифер рванулся вперёд, желая взять главенство, напрягся всем телом, давая понять, что он не привык быть на вторых ролях. Я лизнула уздечку, коротко, с нажимом, хитрюще посмотрела наверх и туго обхватила головку губами. Быстро покружила по ней языком и вобрала член в рот, стараясь максимально расслабить горло. Обилие слюны было мне только на руку.
— Я сломаю кровать, — Люцифер звучал грозно и возбуждающе одновременно.
Я с причмокиванием выпустила влажный член изо рта, в качестве финального штриха проведя
— Вряд ли, — протянула томно, по слогам.
— Уилсон, я тебя... — продолжение оборвал его довольный стон, когда я начала двигать рукой.
— Что? — я сделала хватку крепче.
— Накажу, — голос Люцифера стал не таким уверенным.
Он схватился за декоративную перекладину, через которую была перекинута цепочка наручников, и приподнялся. Мускулы под плотным рисунком татуировки напряглись, очерчивая сексуальным рельефом руки, грудь и пресс. Я поймала себя на разглядывании его прекрасного, до дрожи в коленях совершенного тела, отданного моей власти. Скажи кто мне раньше, что такой мужчина обратит на меня внимание. Будет желать меня, ко всему прочему оказавшись воплощением благородства, — подняла бы на смех.
Спинка кровати жалобно затрещала, в голове успела промелькнуть мысль, что мебель сейчас и вправду сломается. Люцифер замер, следя за моими действиями. Блестящие глаза и неровное дыхание дали мне зелёный свет. Он наблюдал за мной взглядом, полным неприкрытого, откровенно нетерпеливого желания. Ему бы все взять в свои руки, грубо овладеть моим телом так, как происходит всегда, показать, кто тут главный, кого я посмела заключить в оковы.
Я не ускорилась, не усиливала нажим, скорее наоборот, замедлилась и ослабила, возбуждая аппетит, при этом сама будучи порядком заведенной. Непривычная ситуация раззадорила меня не на шутку. Сильный, властный, любящий командовать Люцифер оказался полностью в моих руках. Я повела ладонью второй руки ниже, мягко сжала его яйца и чуть оттянула. Во взгляде Люцифера вспыхнуло поистине адское вожделение. Цвет глаз стал практически черным в интимном полумраке.
— Ты за это поплатишься.
— Да брось, — я погладила нежную кожу пальцами. — Хотя я буквально взяла тебя за яйца.
— Готовь, — Люцифер рыкнул, стискивая в кулаках перекладину, — свой зад.
— Эй, — я переместилась выше, вновь седлая его бедра, и продолжила ласки.
Теперь уже более настойчиво провела вверх-вниз рукой, туго сжимая ствол члена.
— Просто расслабься, — поцеловала в шею, ключицы, — и получи, — грудь, — удовольствие.
Он неохотно смирился с положением, потемневшим под влиянием похоти взглядом изучая меня, сидящую сверху.
Когда я начала медленно, описывая круги, размазывать пальцем выступившую каплю смазки по налившейся кровью головке, при этом не прекращая движений рукой, Люцифер закрыл глаза и сдержанно простонал своим хрипловатым, низким голосом. От этого звука меня пробила волна крупной дрожи, электричеством пощекотавшая позвоночник. Живот охватило приятным, ноющим жаром.
Я перенесла вес тела вперёд, прижимаясь ногами к его торсу, и направила член в себя. Долгожданное чувство наполненности развязало горячий, тяжёлый узел, томившийся внизу. Волна тепла разлилась по всему телу, до кончиков пальцев, нарастая по мере моих неторопливых вращений бедрами. Люцифер сжимал перекладину в руках с такой силой, что она опасно потрескивала, намекая на свою хлипкость. Я залюбовалась сильными руками, мечтая о том, как они могли бы блуждать по моему телу, изучая каждый изгиб, сминая грудь, спину, бедра, зад, по которому он непременно отвесил бы обжигающий шлепок. После горячие пальцы сомкнулись бы вокруг шеи, слегка лишая кислорода до одуряющего трепета внутри.