The marriage stone
Шрифт:
– Пойдемте, прогуляемся во дворе, - предложил он.
– Я бы не отказался от глотка свежего воздуха.
Они молча последовали за ним. От взгляда Северуса не ускользнуло, сколько глаз в комнате следило за молодым человеком.
– Да что же такое тут произошло?
– задумался он.
– Что Гарри имел в виду, когда говорил об обещании помочь? Что он пообещал этим людям, которые похитили его и что было такого в этом обещании, что заставило этих людей относиться к мальчику с таким почтением? Когда они оглушили его гранатой и бросили его в лодку - где было это уважение?
Они медленно прогуливались
– Ремус, - неожиданно задал вопрос Гарри, удивив их троих.
– Правда, что пять процентов населения всего мира - волшебники?
Мужчины переглянулись.
– Да, Гарри, - кивнул Ремус.
– Плюс-минус несколько миллионов.
Молодой человек задумчиво кивнул.
– И это правда, что Хогвартц - единственная школа магии во всей Британии?
– Да, - снова согласился Ремус.
Гарри нахмурился:
– Не знал, что нас так много. Полагаю, возможно, Рон и Невилл знали об этом - в конце концов, они выросли в этом мире. И, наверное, Гермиона также знала - наверняка об этом написано в книгах. Но я не знал. В Британии более полумиллиона детей-волшебников, которые по возрасту должны бы были попадать в Хогвартц - но реально только четыре сотни идут туда учиться. Хагрид сказал, мое имя было записано в Хогвартце еще до того, как я родился. Никогда не понимал, как много это значит, до настоящего момента.
Северус нахмурился. Гарри и правда не понимал, насколько привилегированной была его позиция в обществе? Он знал, магглы сейчас жили совсем по-другому. Монархия была для них чем-то совсем далеким и незначительным. Но это не меняло того факта, что даже маггловские дети понимали, что значит статус и положение в обществе. И хотя магглам нравилось верить, что они якобы живут в мире всеобщего равенства, но они все же знали, что такое класс и ранг.
– На Рождество ты сказал, что у тебя нет права голоса, Ремус, - продолжил Гарри, и Северус внезапно поймал себя на мысли, что ему не нравится, что мальчик ищет ответов у оборотня, а не у него самого. Он был учителем Поттера гораздо дольше, чем Люпин, и, несмотря на это, тот всегда обращался за ответами к оборотню.
– Ты сказал, что как вассал, никому не нужен. Но это ведь неправда, так?
Ремус нахмурился.
– Гарри, то, кем я являюсь, весьма ограничивает мои возможности. Магические способности не изменят моего статус в этом мире.
– Возможно, для министерства это так, - согласился Гарри.
– Но для этих людей это меняет все.
Он махнул рукой в сторону мужчин и женщин, работающих в замке. Его глаза светились ярким огнем, чем-то, что Северус не мог понять. С чем бы Гарри не сталкивался, это одновременно и огорчало и меняло его, вызывало такую эмоциональную реакцию, которой, как подозревал Северус, он вряд ли бы когда-нибудь увидел бы у Рона, Гермионы или Невилла.
– Знаешь, когда я перевел книгу Слизерина, - тихо сказал Гарри и Северус увидел тень грусти на его лице.
– Я думал, что нашел лекарство от ликантропии. Я думал, оно сможет излечить всех оборотней. Но это ведь не так, правда? Потому что большинство оборотней - такие же обычные
– Да, Гарри, - мягко согласился Ремус.
– Большинство волшебников этого не могут.
Гарри вздохнул и зарылся рукой в волосах. Странно, сейчас он выглядел потерянным, уязвимым. Северус с трудом поборол в себе желание протянуть ему руку, успокоить.
– Эти люди беззащитны против дементоров. Я сказал, что помогу им.
Услышав эти слова, Снейп, наконец, понял, о чем думал Гарри. Он не рассматривал свое положение в обществе как привилегию, это скорее было его долгом - долгом служить и защищать тех, кто был слабее его.
– Гарри, ты ничего им не должен, - твердо сказал Северус.
– В тебе говорит твое гриффиндорское благородство. Это работа министерства, не твоя. Ты - шестнадцатилетний мальчик, который даже еще не закончил школу. Ты не аврор, не воин. Это не твоя обязанность.
– Нет, моя, - сказал Поттер.
– Гарри, - мягко начал Сириус, дотрагиваясь до плеча крестника, так, как это хотел сделать сам Снейп.
– Северус прав. Это не твоя работа. Ты все еще ребенок. Никто не ждет от тебя…
– Они забрали мою палочку, Сириус, - прервал его Гарри. Блэк нахмурился, но позволил Гарри продолжать.
– Прошлой ночью они забрали мою палочку, и я почувствовал себя беззащитным. Я стоял там и смотрел, и не мог ничего поделать, а в это время у одного из викингов оторвали голову.
Северус побелел от этих слов. Его сердце сжалось от мысли, через что прошел Гарри. Почему, почему же, когда столько людей готовы были защитить его, этот мальчик должен был так страдать?
– Я стоял там и смотрел, как людей разрывали на части, и их души пожирали дементоры. И в те самые мгновения я понял, я почувствовал себя так, как чувствуют себя эти люди всю свою жизнь - беззащитным, беспомощным.
Пока он говорил, вспоминал, глаза мальчика мерцали ужасом той ночи, которую ему пришлось пережить.
– И потом я смог добраться до палочки и отогнал дементоров заклинанием, которое я выучил, когда мне было тринадцать.
– Он посмотрел на них троих. В его глазах сверкнуло что-то жесткое и полное боли.
– Я помог этим людям, потому что они смелые, сильные, хорошие люди, но они не смогли сделать того, что надо сделать. Я помог им, потому что могу это сделать. Я помог им, потому что они попросили меня. Я не уйду отсюда, пока не выполню то, что пообещал, и я прошу вас помочь мне.
Северус стоял и смотрел на этого молодого человека, и понял, что не находит слов. По всем законам здравого смысла он должен был немедленно отправить Гарри в Хогвартц - забрать его и запретить ему даже думать об этих людях и их проблемах. Но что-то изменилось - что-то неуловимое, невидимое, но что он не мог отрицать. Нечто, что он видел сейчас, что сияло в этих беспокойных зеленых глазах. Они обращались с Гарри как с ребенком, но он больше им не был, и, похоже, не был им уже очень и очень давно. И, похоже, Поттер и сам впервые это понял - они могли приказать ему отправляться обратно в Хогвартц, но он бы не послушался. Они попробовали бы заставить его, но не смогли бы сделать этого. Он увидел нечто, понял что-то о себе и своем месте в этом мире, что-то, чего они не могли изменить.