The Мечты. Бес и ребро
Шрифт:
Марик, приличия ради, свою протянул в ответ и недовольно крякнул:
– А что-нибудь крепче кофе есть? Раз уж... обедать.
– Найдется и крепче, - усмехнулся хозяин. – Тогда вы тут располагайтесь, а я переоденусь пока.
– А я Стеше помогу, - пискнула Ритка и метнулась в другой угол кухни.
И спустя полчаса все чинно устроились за одним столом, на котором среди прочего парил в супнице борщ и холодило кожу руки вынутое из морозилки то, что крепче кофе. А Марик на правах главы Стешиной семьи, раз уж отец живет столичной жизнью, после первого тоста «за встречу» обвиняюще ткнул в не понимающую,
– Стало быть, вы ее собрались в жены брать?
– Собрался, - невозмутимо подтвердил Малич.
– Официально?
– А неофициально Стеша уже здесь.
– То есть как положено, в ЗАГС поведете?
– Марик! – гавкнула Стефания и придвинула к нему хлеб. – Пережевывай тридцать три раза, пожалуйста.
– Я жую, - огрызнулся Адамов.
– Как положено, - по-прежнему спокойно ответил Андрей. – Даже если вы против.
– Я не против. Но мне это все не нравится, - серьезно возразил Марк. – Слишком быстро и не вовремя. Мне не хотелось бы, чтобы она ошиблась. Такие ошибки обходятся дорого.
– В любом случае, решать не вам, а ей, - проговорил хозяин дома и, завершая прения, улыбнулся: - Приятного аппетита!
– Приятного аппетита, - повторил за ним будущий шурин, все еще хмурый, но явно решивший оставить пока эту тему – смысла продолжать не было. Рита тоже что-то пробормотала себе под нос, все еще чувствуя себя не в своей тарелке. А вот Стешин телефон – тот не стеснялся. Тот завопил в полную мощь откуда-то из глубины квартиры. Стефания, заметно притихшая (ее еще никогда не сватали, пусть и таким нетривиальным способом), встрепенулась и выскочила из-за стола, метнувшись в их с Андреем комнату. И уставилась на голосящую не своим голосом трубку. На экране значилось имя Аркаши Жильцова. И к чему бы тот мог ей звонить, она не имела ни малейшего представления.
Впрочем, очень быстро именно это представление Аркадий ей и оформил. В момент. Когда сердито вывалил бывшей столичной звезде на голову:
– Ну что, Адамова? Отдохнула? Развеялась? А теперь шагом марш за дело! Чтоб завтра к девяти была в театре, у нас работы – поле непаханное! Мне твои прогулы – вот где!
– К-какие еще прогулы? – икнув, переспросила Стефания.
– На репетиции третий день не ходишь, премьера на носу! В запой ушла, что ли?
– Если я ушла в запой, то ты перегрелся на солнце! Ну так в море освежись, от театра триста метров! Или Юхимович совсем умом тронулся и не сказал?! Хомченко до потолка прыгать должна вообще-то.
– Хомченко позавчера написала заявление на расчет, - жестко ответил Аркаша.
– Как это? – не поняла Стеша и присела на кровать, почувствовав слабость в ногах.
– Обыкновенно. Взяла и написала. В общем, последовала твоему примеру.
– Ну тогда поздравляю. Вам срочно надо кого-то искать на мои роли.
– Мне никого не надо искать, Адамова. У меня есть актриса на твои роли. Ты.
– Аркаш... ну не сходи с ума, а, - мягко сказала она, как маленькому ребенку, прикрыв глаза. А может, это она сказала себе. Все-таки ей было гораздо легче считать, что хотя бы Жильцов ей замены не видит.
– Уже сошел. Мы, Стефания, позавчера демарш устроили Юхимовичу. Эта скотина объявила, что ты ушла, а мы его к стенке прижали, он и раскололся. «Трамвай» я без тебя ставить не буду. Остальное – пусть другие тянут, если хотят. Я ему заявление сразу на стол положил. Через пять минут Артур Велигодский. Потом Хомченко к обеду разродилась.
– Хомченко? – только и смогла переспросить Стеша, пытаясь уразуметь, что это все означает. Что-то же означает. Только сердце заколотилось, как безумное, не давая сделать и вдоха, что размышлениям несколько не способствовало.
– Ага. Он сначала подписал и в отдел кадров отдал, те приказ быстро слепили. Прямо одним списком с тобой. Думал, мы блефуем. А когда уже регистрировали, ему из управления культуры позвонили. И все решилось.
– Аркаша, это же шантаж, - придушенно проговорила она.
– Естественно! Так что нифига ты не уволенная, а прогульщица обыкновенная.
– В управление тоже ты донес?
– Не-а. Хомченко. Кляузу накатала. Жаловалась на массовые репрессии и что ей отпускные заплатили позже на два дня, чем по законодательству полагается.
– Правда, что ли? – сама не зная, спрашивает она про Хомченковские отпускные или про саму себя, прошептала Стеша.
– Возвращайся, Адамова, - так же тихо сказал Жильцов. – Без тебя тут тоска зеленая. А мы это... прикроем.
– Будем вместе отстреливаться? – прозвучало коротким смешком.
– Ну вот только давай без огнестрельного оружия! И так хватает криминала!
Как ни странно, сказанное Аркашей показалось ей очень смешным. И она совсем не думала, как со всем своим криминалом завтра явится в театр.
Она думала, что это удивительно, когда вокруг откуда-то взялись люди, готовые ее прикрыть. Она ведь ничего для этого не сделала. Вроде как, не заслужила. Но облегчение, накрывшее ее, сейчас было таким ошеломляющим, что она лишь растерянно смотрела на дверной проем и представляла себе, как выйдет из этой комнаты совсем другой, чем в нее входила.
Ей казалось, она рассталась с солнечногорским театром гораздо легче, чем когда-то с Брехтовкой. И только в эту минуту поняла – неправда. Часть ее едва жила под придавившим грузом. Грузом осознания, что больше не будет большой сцены. Теперь же оставалось только хватать ртом воздух – свободно и сколько хочется – и делать шаги в сторону Андрея и Адамовых.
А потом остановиться на пороге и с улыбкой объявить:
– Кажется, у меня новая работа.
Мы оба попались – заметил?
Было очень тихо. Едва-едва тускнел свет ночника, но его было достаточно, чтобы, проснувшись, Стеша не запаниковала. Если, конечно, сейчас она спит. Слишком тихо.
После того, какая гроза бушевала весь вечер, - прямо-таки оглушающе тихо. И в окно сквозь задернутую штору в комнату пробивался свежий воздух, какой бывает только после дождя, шевеля занавески и оранжевые ромашки в вазе на тумбочке со Стешиной стороны. По крайней мере, теперь было чем дышать. Она и дышала, уже привычно устроив аккуратную головку у него на плече. Слишком аккуратную. Чересчур. Тогда как обычно умудрялась укладываться так, что волосы очень быстро становились взъерошенными и пушистыми.