The Мечты. Бес и ребро
Шрифт:
– Нормально это все закончится, - отрезал Роман. – Как положено.
– Лично я такую кутерьму первый раз в жизни вижу.
– Ну так у меня и Панкратов первый раз в жизни... погиб.
– Простите, я вам больше не нужна? – выдала Стеша ни с того ни с сего, подняв глаза на мужчин.
– Ты чего? – обеспокоенно глянул на нее Андрей. – Все нормально? Что стряслось?
– Все хорошо, - улыбнулась она. – Но у меня от всего уже мозг взрывается. Пойду... воздуха глотну и припудрю носик.
– Вторая дверь налево, - спохватился и Роман, включив джентльмена. –
– Спасибо, - улыбнулась Стефания и встала с… кресла. Прошла мимо мужчин, ни на кого из них не глядя, а в голове крутилось это дурацкое кресло, и она сама не понимала почему. До тех пор, пока не взялась за ручку. После этого обернулась и взглянула на Андрея, снова улыбаясь, теперь совершенно лучезарно.
– Креспо, - уверенно произнесла она. – Алехандро Креспо Дельгадо. Такое имя было в его паспорте.
– Мы это учтем, - приподнял бровь Роман. А после ее ухода посмотрел на Арсена и спокойно проговорил: - Ты считаешь, что искать этого чертова испанца – паранойя?
– Нет. Я не знаю, что в данном случае может выстрелить. То, что ни черта не сходится ни в одной из наших версий – факт. То, что побег Панкратова под левым именем – очень надуманный вариант развития событий – тоже факт. Но, может быть, именно потому он и кажется самым гладким – нет никакой информации, кроме воспоминаний Стефании Яновны об этих паспортах. Я понимаю, почему Трофимцев отказался принимать их во внимание. Звучит дико. Но если есть шанс, то будем шерстить.
– Шерсти. Все связи поднимай, любые доступные ресурсы я тебе обеспечу. Ваша задача, Андрей Никитич, - Роман повернулся к тестю, - прислушиваться к тому, что говорит Стефания. Вдруг еще что-то вспомнит. Пусть самое мелкое. Пусть что-то, чему она сама значения не придает. Любая зацепка.
– Да, Роман, обязательно, - кивнул Малич и проговорил то, что давно вертелось у него на задворках сознания среди всех этих разбирательств, покушений и испанских имен. – У меня просьба. Можно ментов слегка притормозить?
– Можно. Мы постараемся повлиять, чтобы ее вообще сейчас не трогали. Если не выйдет – погоняем адвоката, а тот спокойно потянет это дело столько, сколько будет нужно. Так что фору во времени мы себе обеспечим. На Стефанию сильно давили, как я понимаю?
– Не знаю, - хмуро ответил Андрей Никитич. – Она не говорит. Но… судя по ней, я не уверен, что там сильно церемонятся. Ром, я не говорю, что надо обходить закон. Но пусть докажут сначала…
– Да ясное дело. С пониманием, что такое презумпция невиновности, когда маячит очередная звездочка на погонах или должность, всегда проблемы, а тут еще и такой резонанс. Она действительно удобна всем в качестве заказчицы, - проворчал Моджеевский, а потом вдруг усмехнулся и откинулся на спинку кресла: - Но это даже дело чести – преуспеть там, где полиция лоханулась. Жаль, что ей пришлось пройти через общение с доблестными органами, но впредь – не придется, обещаю.
– А ты по-прежнему полезный в хозяйстве, - хмыкнул в ответ «папа».
Переоценить полезность господина Моджеевского в хозяйстве – сложно. Недооценивать – тоже не стоит. А вот не потеряться среди всего его хозяйства – несколько даже проблематично, особенно когда впервые оказываешься на пространстве целого этажа, почему-то называемого скромным словом «квартира». Ну, ей-богу, разве квартиры такими бывают?
Впрочем, Стефания Яновна в некотором смысле к подобным площадям была если не привычна, то уж во всяком случае, морально готова – все же актриса столичного театра имени Брехта, пусть и в прошлом.
«Вторая дверь налево», - повторила она про себя, оказавшись вне стен кабинета Романа Моджеевского и перевела дыхание. Откровенно говоря, хотелось хлебнуть воздуха. Да, она понимала, что трое мужчин, сейчас столь дотошно расспрашивавших ее, – хотели лишь помочь, но от этого было не легче. Нет, конечно, с Трофимцевым никто не сравнится, но ее бесил сам факт, что она должна что-то вспоминать и... защищаться. Потому что она ненормальная и потому что только с ней такое могло случиться.
А потом они сядут пить чай, как ни в чем не бывало. И все будут изображать, что ничего такого не происходит. Наверное, сцена в Айя-Напе вообще цветочки по сравнению с тем, во что она вляпалась на этот раз. И в чем Андрей уж точно не виноват.
Интересно. Интересно, Моджеевские его уже отговаривали от связи с неблагонадежной актрисой-истеричкой, которая по пьяни чуть не расцарапала его дочери лицо? А ведь, не будь всего ее прошлого, они могли сегодня просто знакомиться как обычная нормальная семья, в которую ее привел Малич-старший.
Стеша с удивлением обнаружила, что из ее груди вырвался звук, слегка похожий на всхлип. И стукнулась лбом о дверь – ту самую. Слева вторую. Куда отправил ее Роман Романович. Дверь скрипнула, открываясь. И за дверью оказалась вовсе не уборная.
Детская. Детская кроватка, нежно-лиловый балдахин. Потолок со звездами. Склонившаяся к ребенку Женя, что-то нежно ворковавшая, но теперь обернувшаяся к застывшей истуканом на пороге Стефании, не способной сейчас отвести взгляда от трогательной сцены, которую ей самой так и не довелось прожить.
– Извините, я не хотела мешать, - наконец выдавила она из себя.
– Вы не мешаете, - быстро отозвалась Женя и улыбнулась. – Вы что-то искали или… У нас тут заблудиться можно, я знаю.
– Я... Я нет... я пыталась в-выдохнуть. Там душно, - Стеша растерянно махнула за спину, говоря то ли о покинутом ею кабинете, то ли в целом об этом моджеевском этаже. – Я не нарочно вломилась.
– Все нормально, правда. Вы проходите, - Женя кивнула на кресло, оказавшееся в углу комнаты. – Замучили вас там?
Стефания непроизвольно кивнула – что тут скажешь?
Но входя в комнату и вместо указанного кресла подойдя к Евгении, она все же нашла нужным проговорить:
– Там все-таки поменьше, чем в других местах. Роман Романович очень... корректен.
– Вы, главное, не беспокойтесь, - кивнула и Женя, - они обязательно разберутся во всем.
– В любом случае, спасибо за попытку. Я же знаю, что это потому что Андрей... Андрей Никитич... потому что вы семья, - Стешин взгляд упал в кроватку, в которой вовсе не спала, как могло показаться, а тихонько лежала, разглядывая балдахин, маленькая девочка. Стефания судорожно глотнула и прошептала: - Простите меня, пожалуйста. За то, что я тогда наговорила.