The Sharpest Lives
Шрифт:
Центральный парк завораживает своим великолепием. Всё так величественно и в то же время довольно просто. И очень много людей. В голову ударяет паника: а что, если я встречу школьных знакомых? Или, того хуже, Пита? Он говорил, что собирается уезжать только завтра утром.
Гейл, видимо, замечает моё беспокойство, поэтому мягко кладёт мне руку на плечо и шепчет, заглядывая в лицо:
— Ты в порядке?
Я лишь киваю. Его рука мягкая и тёплая. Совсем не такая, как у Катона… Чёрт побери, опять Катон. Сколько можно
В Нью-Йорке живёт больше восьми миллионов человек. Всё-таки вероятность встретить тут определённого человека ничтожно мала. Эта мысль немного успокаивает и даёт возможность не выискивать постоянно знакомые лица.
После «конной прогулки» Гейл ведёт меня к озеру с красивыми белыми лебедями. Их так много, что я сначала не замечаю, что один из них не белый, а чёрный. Красивый. Внезапно я осознаю, что чёрный лебедь — это я сама. Мрачная. Циничная. Озлобленная на мир. Другая.
Хоторн вынуждает меня сделать несколько селфи с ним на фоне лебедей. Посмотрев в итоге на фотографии, я остаюсь довольна — на них я получилась хорошо. Задумчивая, загадочная, немного печальная. Красивая. Но всё равно, на фоне жизнерадостного улыбающегося Гейла я выгляжу слишком мрачно.
Начинает дуть холодный ветер. Я поёживаюсь. Надо было куртку тоже Джоанне заранее закинуть. А то в одной тонкой блузке и джинсах холодно. Гейл снова «угадывает» мои мысли, снимает свою кожанку и накидывает мне на плечи.
— Не надо, сам замёрзнешь, — я пытаюсь вернуть ему куртку, но он решительно не отступает.
Мы стоим молча и смотрим на воду. Действительно, на неё я могу смотреть бесконечно. Я так поглощена этим занятием, что даже не сразу обращаю внимание, что Хоторн, оказывается, держит меня за руку. И странно, но я даже её не отдёргиваю. Очень странно.
Меня возвращает в реальность шёпот Гейла, зовущий меня по имени. Поднимаю голову. Солнце уже садится. Небо розовато-оранжевое. Всегда любила закаты. Есть в них что-то трагическое, но прекрасное.
— Как красиво, — вырывается у меня.
Гейл поворачивается ко мне, и в его глазах я вижу отражение заката.
— Красиво. Прямо, как ты.
А дальше я не успеваю ничего сказать, как чувствую горячее прикосновение его губ. Этот поцелуй… Такой нежный и спокойный, что кажется, что я сейчас сама превращусь в воздух и растаю в закате.
Стоп. Что я там говорила про вероятность? Отбросьте все теории. Потому что прямо за спиной Гейла, метрах в двадцати, стоит Катон.
Я сразу же отрываюсь от ничего не соображающего Гейла и зову блондина по имени. Но бесполезно. Он разворачивается и быстро уходит, смешавшись с толпой.
========== Глава 10. Китнисс. ==========
Я догоняю Катона у парковых ворот. Ругаю себя: вот идиотка, решила же с парнями больше не связываться. Хотя бы пока не уляжется эта буря, поднятая приездом Пита. И тут на тебе, здрасьте-воробушки.
—
— Не надо ничего объяснять, Эвердин. Я всё и так понял. Знал я, что люди лгут, но то что ты тоже — не мог подумать.
— Что? — боже, что за ахинею он несёт? — О чём ты?
— О том, — Катон снова превращается в жёсткого и холодного парня, — вчера ты сказала, что в принципе не готова к новым отношениям, а сегодня с Хоторном целуешься. Браво, Эвердин! Сто очков за актёрскую игру! Я даже тебе поверил.
— Но я не хотела его целовать! — возражаю я в попытке хоть что-то исправить, — Мы фотографировались у озера, а потом…
Парень не даёт мне договорить:
— Что потом? Ты случайно на Гейла упала? Прямо в его куртку и под его губы?
— Куртку он мне дал, потому что холодно стало, а поцелуй я и сама не ожидала! — я почти ору — так меня переполняет злость на Катона, Гейла и вообще весь мир, — я не знаю, с чего ты такой ревнивый, я не твоя девушка, в конце концов, ты меня совсем не знаешь!
— Ты права, — сухо отвечает он, — но ты тоже кое-чего не знаешь. Хотя, думаю, это так очевидно, что ты не могла заметить это в двух случаях: либо ты слепая, либо полная идиотка. Но не думаю, что у тебя что-то со зрением, поэтому сама делай выводы.
И с этими словами он срывается с места и растворяется в пёстрой толпе проспекта.
— Китнисс… — голос Гейла как будто бы шелестит опавшими листьями через пелену злости. Не хочу его видеть. Но срываться тоже не хочу. Поэтому выдыхаю, медленно разворачиваюсь к нему и говорю:
— Отвези меня домой.
***
246 дней до свободы
Будильник вырывает меня из царства Морфея. Вскакиваю, накидываю халат и, зевая, спускаюсь вниз. И так и замираю, открыв рот и подняв ногу над ступенькой. Ибо на кухне сидит Прим, мило болтающая с Гейлом и Катоном!
— Доброе утро! — кивает сестра, хихикая.
— П…п-привет, — выдавливаю я и пулей залетаю в ванную, захлопнув дверь. Какого чёрта Катон делает здесь? Ладно, Гейл, он каждое утро меня подвозит на репетицию, и Прим пускает его подождать меня внутри. Но Катон? Вот только его мне сейчас не хватало. Я так и не поняла, что вчера случилось, а тут новые заморочки.
Приведя себя в порядок и убедившись, что я выгляжу настолько сносно, как это позволяют пижама, халат и тапочки, на трясущихся ногах выползаю в кухню.
— Бонжур, красавица, — фыркает Катон, окинув меня критическим взглядом.
— Да уж, ты-то точно мир своей красотой не спасёшь, — в тон ему отвечаю я. Что-то мне эти взаимные упражнения в сарказме нашу первую встречу напоминают.
— Как мне приятно такую красоту с утра созерцать, — ухохатывается парень. Ну, всё, друг мой, ты напросился.