The Sharpest Lives
Шрифт:
Я краем глаза вижу, как Гейл закатывает глаза после этой «сногсшибательной» речи Джоанны. Сама бы закатила, не хочу парня своего обижать (ох ты ж блин, как непривычно).
А потом происходит ЭТО…
Наверное, мне следовало подальше отойти от «линии забега», или вообще сбежать подальше от всего этого дурдома на улице, но, когда тележки трогаются, я сама не понимаю как, оказываюсь в одной из них, сидя на Катоне. Он хохочет, придурок белобрысый, а я еле сдерживаюсь, чтобы не заорать что-нибудь из серии «Мать вашу, мы тут всё разнесём!», а то точно засекут.
В
— Кстати, а почему такие странные титулы? Мухи, танцы со шваброй?
— Я просто покажу тебе одно видео, и ты всё поймёшь, — Энни протягивает мне телефон. У неё, кажется, видео на все случаи жизни есть.
А на экране я вижу, как Катон танцует в обнимку с обыкновенной деревянной шваброй. Я уже начинаю жалеть, что двинула его по такому красивому месту — он так им вихлять умеет, оказывается!
— Вот какой талантливый кавалер тебе достался, крошка моя, — улыбается Катон.
Да уж, кавалер, ордена деревянной швабры.
— А про мух это ещё давнее история, ещё на первом курсе Марвел заливал, что может по звуку с закрытыми глазами муху поймать. Вот мы ему испытание и устроили, — рассказывает Гейл.
— И как, прошёл испытание? — осведомляюсь я.
— Как же, — прыскает Джо, — он не муху поймал, а Диадему, которая по комнате ходила и жужжала.
Ди краснеет, а Марвел чмокает её в щёку со словами:
— Значит, ещё тогда между нами искра проскочила!
Посидев в кафешке и посозерцая движение, как выразился Катон, «жалких людишек» по территории центра (а, и ещё не надо забывать, что Финник надел пустой рожок от мороженого себе на голову, чем так рассмешил Диадему, что у неё чуть кола носом не пошла), мы направляем свои стопы в клуб.
Если не считать вчерашнего концерта, я в клубе была последний раз ещё с Алексом. Странно, ещё недели две назад я вспоминала о нём с болью и ненавистью, то сейчас только с лёгким разочарованием. Может, скоро всё пройдёт, и я опять стану прежней? Да и зря я так, наверное, на счёт Катона переживаю. Вроде бы и даже нормальный, когда на тележках не катается.
— Эвердин, что стоишь, пойдём-пойдём танцевать! — кто-то, кажется, Энни, утаскивает меня на танцпол. Я не против, да и сопротивляться бесполезно — я просто не выберусь живой из этой кучи танцующей толпы. Но, раз все танцуют, надо и самой двигаться, а то затопчут.
Кадры сменяются как в фотоальбоме. Вот Ди сидит на плечах у Марвела и машет руками в такт песни. Джоанна подпевает во весь голос, чуть не въезжая локтём в лицо Гейлу, который как раз наклонился за упавшим бумажником. Финник заявляет, что ему жарко, покупает воду и выливает на себя, чем жутко раздражает Энни, которой будет, видите ли, неприятно с ним медленный танец танцевать. И только я и Катон более-менее адекватно себя ведём, хотя, заметьте, все трезвые.
Halsey-Sorry
И тут начинает играть медленная
— Принцесса королевства Занзибар, разрешите пригласить вас на танец, — Катон шепчет мне на ухо.
Я без лишних слов разворачиваюсь и чувствую его руки на своей талии. Только сейчас я ощущаю, что на самом деле он пахнет мятой. Всегда любила этот запах.
— Знаешь, что, Китнисс Эвердин? — вдруг так же шёпотом спрашивает мой парень.
— Что?
— Ты действительно метко стреляешь по сердцам.
========== Глава 12. Китнисс ==========
175 дней до свободы
Прошло два месяца.
У нас всё, как обычно. Финник и Энни постоянно целуются и называют друг друга «сладенькими». Джоанна попадает во всякие приключения. Наш физик Хеймитч Эбернети всё так же выпивает и ухлёстывает за историчкой Эффи Тринкет. А Катон ревнует меня ко всему, что движется или не движется.
Сколько мы встречаемся, на самом деле я ни разу не дала Катону повода, чтобы приревновать. Но нет же, по его мнению, меня совращает каждый столб. То я на концерте слишком близко к Финнику стояла, то я Марвелу слишком милым голосом помогала с домашкой по химии (при том, что тогда с нами была ещё и Ди, а она могла бы с Катоном в ревности и потягаться). А с Гейлом вообще отдельная песня — этот субъект вообще должен, оказывается, более чем на три метра ко мне не приближаться.
И вот сейчас мы сидим на истории, мисс Тринкет-будущая Эбернети что-то вещает, а у «Киткатов», как нашу парочку окрестила Диадема, происходит семейная ссора. Так как госпожа Эффи очень строго следит за дисциплиной, нам приходится проявлять чудеса каллиграфии и писать на листе, вырванном из тетради.
Кит: ЧТО ОПЯТЬ НЕ ТАК???
Кат: Нет, всё отлично. Просто ты опять очень мило улыбалась Хоторну. И, да, не повышай на меня буквы!
Кит: УЛЫБАЛАСЬ? Я мрачна, как киллджой 22 марта! И вообще, как хочу, так пишу!
Кат: Вообще-то до марта ещё далеко. А Гейлу ты правда улыбалась.
Кит: Да ладно! Вообще-то, даже если и улыбалась, я имею на это право. Я не твоя собственность! Кому хочу, тому и улыбаюсь. Я же не набросилась на него со страстными поцелуями, в конце концов, а ты опять драму устраиваешь.
Кат: Конечно, это же я главная драма-квин, я же готов убить весь мир, когда сломаю ноготь, а никак не ты…
Кит: Очень смешно. Обхохочешься, Катон.
Кат: А вообще, что-то не устраивает — тебя никто не держит.
Кит: Вот так, да? Значит, не держит? Прекрасно.
— Извините, мисс Тринкет, — с самым невозмутимым видом я поднимаю руку, — можно мне пересесть к Гейлу? Мне плохо видно с последней парты.
— Ну и беги, скучать не буду, — тихо фыркает Катон, когда после получения одобрения от Эффи я собираю свои вещи для переезда, — катись хоть в Африку.
Джоанна и Ди за соседней партой поднимают лист бумаги с надписью РАЗВОД И ДЕВИЧЬЯ ФАМИЛИЯ.
— Ну, я с вами ещё потом поговорю, — шиплю я и ухожу «в закат» — на третью парту к до этого момента одиноко восседавшему Гейлу, который только и рад, что так повернулись события.