Тигр на свалке
Шрифт:
– Слушай, Дорс, если тут поставить пару комбайнов, турбиния будет добываться в пять раз больше, чем вымучивают эти жалкие каторжане. Накрайняк можно поставить за отбойные молотки андроидов. Экономия, мать твою!
Дорс удивленно приподнял брови и ответил в библейской манере:
– Ибо не для работы вы тут находитесь, а для исправления душ ваших грешных. Ибо ад тут, и для воспарения на небо должны страдать вы.
Так Боб узнал, что у старшего надсмотрщика изрядный религиозный сдвиг. Дорс и на самом деле немного перебарщивал с религией и, работая тут, в колонии уже пятнадцать с лишним лет, считая годовые отпуска на Землю, частенько называл это место адом. Наверное, считал себя ангелом возмездия или, хуже того, чертом. А черт, он и есть черт. Никому никаких поблажек.
– Вы должны тут подохнуть, – говорил он каждое утро на перекличке. – Только тогда, может быть, Бог отправит вас на небеса. Старайтесь, сукины дети! Старайтесь страдать,
Впрочем, и за самим Дорсом числился один из грешков. Поговаривали, что шибко уж он любил заниматься сексом с некоторыми заключенными мужского пола. Однако это были лишь слухи, сам он, если и имел подобные увлечения, то скрывал их серьезно. Хотел выглядеть безгрешным в глазах узников. Но, как говорят: нет дыма без огня. Впрочем всем понятно было, что если любовничек надсмотрщика кому-то вдруг и решится признаться в подобной связи, то его ждет жестокое наказание, возможно, последнее и про это наказание вряд ли кто узнает. Пропасть человеку на «Хтоне» считалось плевым делом и только администрация знала куда пропал заключенный. Секретарь всегда ставил галочку и число в графе «Дата смерти». Строгая отчетность. Поэтому если и существовали у Дорса партнеры по сексу, то они держали язык за зубами.
Сами заключенные место своего пребывания называли «Чистилищем» и, видимо, Дорс приложил к этому свою руку. Каждому очередному умирающему Главный надсмотрщик самолично отпускал грехи, хотя сана не имел. Его запросы на голубую планету о предоставление таких полномочий результата не приносили. Каждый год, находясь в отпуске на Земле, он обивал пороги кабинетов Ватиканских чиновников. Наверняка там посмеивались над чокнутым надзирателем. На «Хтоне» и без него по шесть месяцев, сменяя друг дружку, дежурили по четыре настоящих священника: два католических и два православных, что-то наподобие христианской миссии. Колония находилась под неусыпным надзором этих двух церквей. Дорс уважал парней в рясах и сутанах. Частенько подмазывался к ним, расспрашивая о религиозных канонах, пытался философствовать в беседах с ними. Однако те, прибыв на место, обычно положенный срок пребывали в хмельном состоянии, потому как начальнику колонии Эдмонту Гранду, которого редко кто видел живьем, чаще лишь на экранах мониторов, всегда нужны были свежие собутыльники с Земли. Впрочем, священники справлялись со своей работой, основной функцией которой было чуть ли не ежедневное отпевание покойников (надоедливое занятие), и проведение всех остальных, положенных по канонам, служб.
Кстати, в самой колонии заключенные не страдали от избиений, надругательств, хотя и это иногда случалось, обычно с новичками. В первые несколько недель вновь прибывшие просто находились в моральном шоке. У них кусками стерли часть их жизни и поначалу новички ходили словно в прострации, едва реагируя на окружающую их обстановку. Но постепенно акклиматизация брала верх, люди привыкали к тому, что и на «Хтоне» можно жить. Тут когда-то буйные, становились спокойными, даже незаметными. Хитрым незачем было больше хитрить. Ворам – незачем воровать. Любое происшествие казалось странным, потому что не имело смысла. Обработка памяти, вечные болезни, тяжелый труд делали свое дело. Кстати, иногда бывало когда кто-то из заключенных пропадал без следа, позже выяснялось, что исчез неисправимый буйный. Объяснялось это тоже просто: охране не нужны лишние хлопоты и подобные проблемы они решали с помощью утилизатора, конечно, без свидетелей. Секретарь вписывал слова «Несчастный случай» в графе «Причина смерти». Поэтому буйствовать тоже никто не решался. Так что картинки из жизни в «Хтоне», которые в земных разговорах «рисовал» кто-нибудь «очень посвященный», не имели ничего общего с действительностью. Боб открыл для себя здесь грубоватое, но тихое сообщество, члены которого следовали только одному правилу: не создавать никому лишних проблем.
На «Хтоне» справлялись все католические и православные праздники, частенько получалось по два праздника под одним названием, но в разные дни. Соблюдались, кстати, и все посты. Имелось два небольших подземных храма. В общем, кто платил, тот и заказывал музыку. Платили Ватикан и Москва. Основное, от чего тут мучились люди, были плохо профильтрованный воздух, работа и пища из мутагенных растений, произрастающих в подземной оранжерее. Методы земных технологий, подобные агробиоценозу [49] , легко прижились на Марсе. Многие виды растений неплохо приспособились к подземному произрастанию. Однако еда, чаще всего, просто синтезировалась в специальных аппаратах из искусственных компонентов. Но больше всего заключенных изводили замкнутое пространство и телепередачи с просторной Земли. Клаустрофобия здесь была не редкостью, и многие просто сходили с ума. Шизофрения, паранойя – обычные для «Хтона» заболевания. Ну а если ты не успел сойти с ума, то все равно через некоторое время у тебя начинались
49
Агробиоценоз. – Сообщество растений, животных и микроорганизмов, созданное и регулярно поддерживаемое человеком для получения сельхозпродукции. Характеризуется малой экологичной надежностью, но достаточно высокой производительностью
Впрочем, распорядок дня был свободный, кроме работы и поверок. Никого не запирали, военной дисциплины не навязывали. Поверки проводились для того, чтобы выяснить, кто умер, а кто – нет, а вовсе не для выявления сбежавших. Побег невозможен. Заключенных также строго наказывали за невыход на работу, исключения были лишь для больных, которые сами не могли двигать ногами, ну а если вышел, должен был выполнить план. Добыча турбиния была строго норматирована, и пока ты не добыл положенный вес, уходить из забоя запрещалось. Иначе – тоже наказание. В основном все наказания сводились к разным срокам пребывания в темной камере по пояс в воде, в так называемой киче. Уснуть практически невозможно, сразу захлебываешься. Говорят, подобная кара была придумана в суровой России в древние времена. На всякий случай во всей колонии в коридорах, в комнатах и в других помещениях было установлено множество телекамер для наблюдения за порядком. Конечно, драки, потасовки и другие нарушения порядка случались, не без этого, но тоже строго наказывались пребыванием все в той же киче.
Как-то раз, прожив полгода на Марсе и, кстати, ни разу не заболев, не поймав заразы, но сильно потеряв в весе, Боб пришел после очередной рабочей смены уставший и нервный. Он сел на свою скрипучую кровать и, опустив голову, забылся. Ему вновь вспомнилось море, набегающие волны. Боже мой, надо просто сделать все что угодно, чтобы вновь увидеть это, потрогать руками соленую воду. Роберту так все осточертело, что он поделился своими планами насчет побега с дряхлым негром по имени Майк Джонсон. Тот жил вместе с ним в убогой комнатушке, выпиленной в скальной породе. Вечный плесневелый запах, к которому со временем привыкаешь и уже не обращаешь внимания на такие вот пустяки. Постоянные сырость и прохлада, от которых не спасал небольшой плоский масляный обогреватель. Стены неизменно покрывали маленькие капельки испарины, которые, объединяясь в малюсенькие струйки, стекали вниз. Вода, по канавкам у стен, убегала из комнаты. Ее потом собирали, и, очищая, вновь подавали в систему водоснабжения. Негр, «сокамерник» Роберта, прожил на «Хтоне» около пяти лет и уже не выходил на работу по причине больных легких и, видимо, еще кучи болезней. Он, лежа на кровати и тяжело дыша, отживал отпущенный ему богом срок. Короткие с проседью волосы, щетина, небольшая бородка. Темно-коричневую сморщенную кожу его покрывали пятна какой-то инфекции, но это было привычным в колонии делом. Услышав от Боба, что тот намерен попытаться захватить шлюпку с тюремного корабля, Джонсон покрутил пальцем у виска и сказал:
– Руг, это невозможно. Даже если ты попадешь на катер и после каким-то случаем на сам планетолет, то тебя поймают прямо в космосе или на подлете к Земле. Мы на Марсе, парень! Из «Чистилища» бежать некуда. Здесь можно только спокойно уйти в пустыню, держать тебя никто не станет, но через несколько часов у тебя просто кончится запас кислорода, а потом за тобой придут, и только затем, чтобы забрать скафандр. Иногда такие инциденты случались, пытались люди бежать, потом хоронили их на следующий день. Тут каждый волен кончить жизнь самоубийством, и тебя никто останавливать не будет. Так что вот такие дела, – Майк развел руки в стороны. – А вообще, покажись-ка ты лучше доктору. Когда ты был у него в последний раз?
– Как обычно, в понедельник утром. Сам знаешь, сдача анализов по понедельникам обязательна. К тебе же самому санитар приходит.
– Да и не говори уж. Спокойно умереть не дают. Уже давно не секрет, что мне ничем не помочь. Подыхаю я. А санитар, извращенец, приходит и заталкивает свой поганый катетер в член, да вставляет шприц в вену. Хоть бы влил, Христа ради, что-нибудь галлюциногенное. Полетать недолго перед смертью.
– Там и полетаешь. – Руг достал сигареты и прикурил. – Слушай, Майк, а зачем нужна это чертова руда, что мы каждый день долбим?
– Турбиний?
– Он самый.
– А кто его знает. Может, из нее приборы какие делают. Слышал лишь, что металл это и что высокой проводимости. Больше ничего не знаю. Да и к чему?
– Здесь какая-то тайна, раз никто не знает.
– Совсем у тебя, Боб, крыша съехала. Ты все же сходи к врачу. Он выпишет тебе лекарства или от мании величия, или просто от депрессии, психиатру виднее. А перед тем, как пойти к нему, не смог бы ты попросить у Наташи бутылочку мхата? Мне это уже не повредит.