Тихая бухта
Шрифт:
Дни помчались быстро.
В эту весну целый мир открылся перед Димкой. Он раньше много читал и любил книги о приключениях и путешествиях. Но теперь предметы, и тайга, и река, которые он видел каждый день, казались ему ничуть не хуже, даже интересней, чем в книгах.
Однажды Шурка посадил его на ороченскую оморочку — узенькую, долбленную из тополя лодочку, такую маленькую, что она казалась игрушечной. Легкая, с одним веслом, она слушалась малейшего движения Шурки.
Как приятно, должно быть, сидеть в ней одному и плыть между деревьями по лесной
Проехав несколько раз с новым приятелем, Шурка предложил и Димке поездить одному в оморочке. Димка охотно согласился. Но каково же было его удивление, когда он немедленно опрокинулся в воду, стоило ему только сесть на место Шурки! Пока он, отряхиваясь от воды, вылез на берег, Шурка хохотал, захлебываясь от смеха. Димка нахмурился:
— Нарочно подстроил?
Шурка перестал смеяться:
— Не нарочно, а ты, когда садился, на один борт оперся.
— Ну и что?
— А то, что в эту лодку так садиться нельзя: опираться надо сразу на оба борта.
Но прошло несколько дней, и Димка научился гонять оморочку так хорошо, что даже сдержанный на похвалы Шурка сказал ему:
— Да ты, брат, теперь совсем по-таежному!
Димке было очень приятно слышать это.
Теперь ребята предпринимали на оморочках длинные прогулки. У речки Тихой оказалось много проток — то тенистых от нависших над водой деревьев, то светлых, со сверкающими песчаными берегами, то таких быстрых, что против течения было трудно грести. Иногда на самой широкой и глубокой из проток ребята натыкались на каменистые перекаты: тогда оморочку приходилось перетаскивать через них волоком. А то вдруг сразу после илистой мели протока разливалась широким озером с чистой, прозрачной водой.
Иногда, оставив на берегу оморочку, ребята отправлялись в лес. Листва и хвоя, многие годы падавшие к подножьям деревьев, заглушали шаги.
Толпы кленов, елей и кедров окружали ребят. Темные ели встречали их неприветливо. Мальчики то и дело натыкались на их острые иглы. Зато березы и ветлы казались ласковыми, А кедры даже и разглядеть нельзя было, так высоко поднимали они вверх свои пышные шапки.
Шурка водил друга по лесу, как хозяин. Он знал по имени каждое дерево, знал, когда оно болеет, когда веселится.
Он часто останавливался и прислушивался к разноголосому говору зеленого народа. При этом Шурка говорил, что каждое дерево, каждая порода шумит на свой лад. Димка не верил этому.
Однако, когда и его уши стали различать шумы леса, он услышал, что, и верно, кедр шумит густо, клен же и береза не шумят, а звенят, а змея-дерево шуршит, как если бы оно не стлалось по ветру, извиваясь под его порывами всем своим серым гибким стволом, а ползло по земле.
Однажды Шурка остановился у раскидистого дерева, у которого кора была почти черной. Шурка постучал по нему согнутым пальцем.
— Вот этот в лесу всех старше! — сказал он с уважением. — Это тис. Когда он начинает шуметь, кажется, что все остальные шумят меньше.
— Тис? — удивился Димка. — Разве он здесь растет?
— У нас все растет! — сказал Шурка.
— У Робин Гуда был тоже лук сделан из тиса… Знаешь, Шурка, давай и мы сделаем из него себе луки.
Но Шурка не понял его:
— На что тебе лук? Хорошего ружья разве мало тебе? И кто такой этот Родингут?
— Не Родингут, а Робин Гуд! Знаешь, это был знаменитый разбойник, английский.
— Тю! — презрительно протянул Шурка. — Тоже нашел себе цацку!
— Так ведь Робин Гуд был хороший разбойник! — оправдывался Димка. — Он только богатых убивал. А бедным он помогал. Один раз он наказал неправедного судью — ноттингемского шерифа. О нем книжек много написано… Я сам читал.
— Помогал бедным? А ты не врешь? — переспросил Шурка.
— Честное слово! — сказал Димка горячо и даже побожился при этом.
— Ну, если так, то ничего, — снисходительно сказал Шурка, уже готовый примириться с Робин Гудом. — Степана Разина тоже разбойником называли… У тебя про Степана книжки нет? Или про Пугачева?
И тут, к удивлению Димки, оказалось, что Шурка знал много интересных историй не только про Степана Разина и Пугачева, но и про других людей, о которых он, Димка, пока еще ничего не слыхал.
— Мне про них батька рассказывал, — сказал Шурка. — Здорово! Правда?
И Димка должен был с ним согласиться.
Целыми днями бродили теперь мальчики по тайге, и она перестала казаться Димке такой страшной, как прежде. Он завел себе заплечный мешок, как у Шурки. В мешке держал соль, сахар, чай, сало и еще какую придется еду.
Из коры молодой березы Шурка делал коробочки, чашки, ложки, кастрюльки. Конечно, с этими предметами Шуркины изделия имели лишь весьма отдаленное сходство, однако ребята пользовались ими охотнее, чем настоящими.
В берестяных кастрюльках друзья кипятили на костре воду. Жар только слегка обугливал края. Вода пахла дымом и березой. Кора придавала ей приятный желтоватый оттенок. И чай казался во сто раз лучше и вкуснее домашнего.
Все это было очень интересно. Одно огорчало Димку — Шурка разжигает костер спичкой, как все обыкновенные люди. Это было слишком просто! Никто из героев его любимых книг не пользовался спичками. Обычно для этого употреблялись трут с огнивом, зажигательное стекло и, наконец, «вечный огонь». Димка стащил у отца увеличительное стекло и попросил приятеля, когда они в лесу, пользоваться стеклом, а не спичками. Шурка только усмехнулся при этом, но стекло взял.
Шурка научил Димку стрелять. И даже пообещал научить его подманивать птицу.
Он сдержал свое слово. Однажды, забравшись в чащу, Шурка вытащил из кармана несколько дудочек разной формы и размера: деревянных, из гусиного пера, металлических. Вокруг щебетали птицы. Шурка взял Димку за локоть:
— Слушай... Это кто кричит, не знаешь?
Димка послушал. Что-то знакомое. Он узнал кукушку. Димка обрадованно сказал:
— Это кукушка.
— Верно. А это кто?
— Тоже кукушка.