Тихая бухта
Шрифт:
Тут Димка ощутил прилив отчаянной храбрости. Убежать или дать медведю уйти, даже не поглядев на него вблизи? Димке стало стыдно за свой страх. Он пригнулся к земле, пополз вслед. Молодая поросль мешала Димке хорошенько рассмотреть предмет своей погони. Но вот они вышли на опушку леса, и Димка увидел, что это человек.
«Вот тебе и раз! — подумал с огорчением Димка. — А почему он на корточках по лесу ползает?»
В это время человек опять нагнулся, потом распрямился, рассматривая что-то в руках. Вдруг он обернулся и увидел Димку, глядевшего на него. Большими
Китаец скрылся меж деревьев.
Димка поопасился преследовать его дальше. Как знать, кто этот человек, передвигающийся по лесу на корточках!
Но, вернувшись в стойбище, он тотчас же сообщил Шурке об этой таинственной встрече в лесу. Шурка усмехнулся.
— Просто китаец черемшу собирал, — сказал он. — Тут ее целая пропасть растет! — Потом помолчал секунду, что-то соображая, и спросил: — Ты говоришь, у него было черное пятно на лбу? Это, наверное, Колька-китаец. Он одному старику свою кровь проиграл…
— Кровь?! — испуганно спросил Димка.
— Да, денег у него не хватило: он стал играть на свою кровь, ну, значит, на жизнь, что ли… Проиграл. Теперь этот старик с ним делает что захочет.
— Как так?
— А вот так. Уж я это знаю.
И Шурка рассказал другу, что в поселке живет много китайцев и что работают они артелями, а распоряжаются артелями старшины — джангуйды, которые подыскивают китайцам работу, нанимают для них фанзы и за это забирают себе большую долю заработка.
По ночам же, когда китайцы не работают, они играют в карты. И карты у них совсем не похожи на наши — в одной колоде штук сто. До самого утра в китайских фанзах светятся огоньки, и часто слышится оттуда шум споров и драк. А если и бывает тихо, значит они курят опиум.
Где берут они этот яд, неизвестно. Только у джангуйдов он всегда есть.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Неподалеку от стойбища орочи мастерили лодку. Такой Димке еще не приходилось видеть. Она была сделана из пяти огромных кедровых досок.
— Вот видишь, — сказал Шурка, с гордостью показывая на эти доски, почти в метр ширины, — какие у нас деревья растут. А ты как думаешь, что в этой лодке самое интересное?
Димка осмотрел лодку. Нос ее был высоко вздернут в воздух и с двух сторон защищен широкими досками, точно забралом. Снизу выступало бревно, на котором был сделан помост из досок, точно панцирем одевающий нос лодки.
— Она на рыбу походит… — неуверенно сказал Димка.
— А вот и не это! — сказал Шурка.
— Ну, тогда я не знаю.
— В ней нет ни одного железного гвоздя? — торжественно заявил Шурка.
— Врешь! А как же она держится?
— А ее скрепляют деревянными гвоздями. Понимаешь, чем больше она в воде стоит, тем лучше размокает. Если железные гвозди поставить, они будут ржаветь и воду пропускать. Вот. И называется она по-ороченски «тымкты».
К вечеру лодка была закончена, и охотники спустили ее на воду, чтобы испытать, как она будет ходить в море.
На этой тымкты Шурка и Димка уехали домой, привязав к корме свою оморочку.
Ребята взгромоздились на носовой помост лодки. Он высоко поднимался над водой, и на нем было удобно лежать. Мальчики, растянувшись, смотрели в воду. Савелька — молодой ороч, сын Софрона — тоже поехал с ними.
Орочи взмахнули веслами, и тымкты плавно двинулась по реке. На берегу собралась толпа. Женщины смотрели молча, дети же бежали вприпрыжку вдоль берега и кричали. Потом они отстали. Тымкты вышла на Майдату.
Солнце багровым кругом, почти без лучей, висело над морем. Было тихо-тихо. Словно никогда ветер не залетал в эти края; будто вечно не шевелясь, стояли деревья по берегам. И вода стала темной. Озаренные мертвенным красным светом заходящего солнца, борта лодки отражались в воде пылающими полосами. Димка взглянул на Шурку. Тот, не мигая, смотрел на солнце, и оно красными точками горело у него в зрачках. Димка толкнул друга под локоть. Тот обернулся, и огоньки в его зрачках исчезли.
— Ты чего толкаешься? — спросил он с удивлением.
— А ты чего уставился на солнце? — сказал Димка.
— Люблю смотреть на него, когда оно такое. Красиво!
Вдруг нижний край солнца точно кто-то обрезал ножом. Свет становился тусклее. Темнота выступила из всех уголков и поползла на реку, на берега, в лес. И Савелька, взглянув вверх, вдруг сказал про солнце.
— Его домой пошел. Двери закрывай. Его боиса ночи. Спать хочу.
Солнце исчезло. Тотчас же наступила темнота. Лишь на западе в непостижимой высоте пылало багровое облако. Края его колебались, точно вздуваемые ветром. Савелька, теперь совсем невидимый в темноте, сказал:
— Это солнце печка топи. Огонь труба ходи. Его тама очень холодно.
Впереди засветились огоньки. Это был поселок. Тымкты тихо причалила к высокому берегу. Орочи, привязав ее к березе, свисавшей над водой, отправились к избе Савелия Петровича. А Димка помчался домой.
Стремительно распахнув дверь, он влетел в комнату. Он собирался единым духом рассказать отцу обо всем, что произошло за эти три дня. Но отец был не один. Возле него стоял приказчик Накано с чемоданом в руке.
Димка насупился и прошел в свою комнату, не ответив на приветствие приказчика. Отец вполголоса говорил:
— Извините, Накано-сан, я сказал, что ничего не возьму. И передайте господину Наяме, чтобы он ничего мне больше не присылал. Я ничего брать не буду. До свидания, Накано-сан!
Приказчик, пятясь, вышел из избы. На пороге он низко поклонился, коснувшись руками колен, и сказал:
— О, я понимаю… обстоятельства изменились… Хоросо!
Димка молча разделся, лег в постель и сразу же стал засыпать. И сквозь сон слышались ему не то совсем рядом, не то далеко за бухтой какие-то песни. В это время кровать словно покачнулась и поплыла куда-то, разноцветные точки закружились в глазах Димки, понеслись в хороводе, сплетаясь в удивительные узоры. «О каких обстоятельствах говорил Накано?» — подумал Димка, засыпая.