Тихая гавань
Шрифт:
На втором этаже, в спальне, Кевин остановился у дверцы шкафа, где до сих пор ощущался аромат духов, которые он подарил ей на Рождество. Он видел, как Эрин оторвала фольгу с рекламной страницы одного из ее журналов и вдыхала аромат. Когда она пошла спать, он вырвал страницу из журнала и положил в бумажник, чтобы точно знать, какие духи покупать. Он помнил, как она нежно наносила по капле за уши и на запястья, когда он водил ее в ресторан под Новый год, и как красива была Эрин в черном коктейльном платье. Кевин видел, как другие мужчины, даже с дамами, смотрели на Эрин, пока она шла мимо них к столику. Потом они вернулись домой, занялись любовью и не заметили, как наступил Новый год.
Платье висело в шкафу,
Снаружи доносился ровный хор сверчков, но это не приносило ему успокоения. Сегодня праздник, но Кевин чувствовал себя уставшим. Утром он не хотел идти на барбекю, не хотел отвечать на вопросы о Эрин, не хотел лгать. Не потому, что лгать ему было неловко, просто все труднее становилось делать вид, что Эрин его не бросила. Он придумал историю и придерживался ее уже несколько месяцев — что Эрин звонит каждый вечер, что последние несколько дней она была дома, но уехала в Нью-Хэмпшир, что ее подруга проходит курс химиотерапии и нуждается в уходе. Кевин понимал, что вечно в отъезде Эрин быть не может и вскоре версия «больной подруги» перестанет быть убедительной; люди начнут интересоваться, почему они не видят Эрин в церкви, магазине или просто на улице и сколько она собирается нянчиться с несчастной. Начнутся разговоры, будут звучать фразы: «Эрин его наверняка бросила» и «Видимо, их брак вовсе не был идеальным». При этой мысли у Кевина свело под ложечкой, и он вдруг вспомнил, что давно ничего не ел.
В холодильнике было пусто. Эрин всегда держала дома мясо индейки, ветчину, дижонскую горчицу и свежий пшеничный хлеб из булочной, а сейчас Кевин мог лишь выбирать, разогревать или нет монгольский бифштекс, купленный в китайском ресторане пару дней назад. На нижней полке он заметил жирные следы и чуть не заплакал снова, вспомнив крики Эрин и звук, с которым ее голова стукнулась о край стола, когда он швырнул ее через кухню. Он бил ее ногами, перемежая пинки с оплеухами, когда заметил на полке холодильника следы каких-то продуктов, а теперь сам не понимал, что это он так разошелся из-за подобной мелочи.
Кевин подошел к кровати и лег. Когда он вновь открыл глаза, была полночь. Снаружи царила тишина. Он увидел свет в доме Фелдманов, живших через улицу. Эту семью он не любил. В отличие от других, Ларри Фелдман игнорировал соседа напротив, а жена Фелдмана Глэдис при виде Кевина отворачивалась и уходила в дом. Фелдманам было под шестьдесят. Они могли выйти на улицу и отругать мальчишку, забежавшего к ним на газон забрать фрисби или бейсбольный мяч. К Рождеству евреи Фелдманы украшали дом светящейся гирляндой, а по праздникам выставляли в окнах меноры [5] . Кевин их не понимал и не считал хорошими соседями.
5
Семисвечный светильник со свечами в ряд.
Он снова лег, но сон не шел. Когда комнату осветили первые лучи солнца, он подумал, что у всех все по-прежнему, кроме него. Старший брат Майкл со своей женой Надин соберут детей в школу и поедут на работу в Бостонский колледж, мать с отцом будут пить кофе и читать «Глоуб» [6] . За ночь были совершены преступления, в участок придут свидетели. Коффи и Рамирес будут о нем сплетничать.
Он принял душ и позавтракал водкой с хлебом. Позвонили из участка и велели прямо из дома ехать на место преступления — женщина лет двадцати пяти, скорее всего проститутка, найдена заколотой в мусорном контейнере. Все утро Кевин опрашивал свидетелей, собирая показания, а закончив, поехал писать отчет,
6
«Бостон Глоуб» — крупнейшая газета в Бостоне.
В участке было людно — в последний день праздников мир всегда сходит с ума. Детективы говорили по телефонам, писали за столами, говорили со свидетелями и регистрировали потерпевших. Шумно. Деятельно. Люди торопливо проходили по делам. Звонили телефоны. Кевин направился к одному из четырех столов посередине комнаты. Билл помахал ему рукой, но из кабинета не вышел. Рамирес и Коффи сидели за своими столами, напротив Кевина.
— Ты чего? — спросил Коффи, лысеющий толстяк, разменявший пятый десяток. — Паршиво выглядишь.
— Я плохо спал, — сказал Кевин.
— Я без Дженет тоже плохо сплю. Когда там Эрин возвращается?
Лицо Кевина не изменилось.
— В следующие выходные. У меня накопились отгулы, махнем на Кейп, сто лет там не были.
— Ого, у меня мать там живет. А куда на Кейп?
— В Провинстаун.
— О, прямо к ней в гости. Вам там понравится, я туда часто езжу. Где остановитесь?
Кевину даже стало интересно, отчего это Коффи задает столько вопросов.
— Не знаю, — ответил он. — Этим Эрин занимается.
Он встал и пошел к кофеварке налить себе кофе, хотя пить ему не хотелось. Нужно узнать название какого-нибудь пансиона и пары ресторанов, чтобы, если Коффи спросит, дать правдоподобный ответ.
Дни Кевина проходили однообразно. Он работал, допрашивал свидетелей, а вечером ехал домой. Ему хотелось расслабиться после дневного напряжения, но дома теперь все было иначе и работа оставалась с ним. Когда-то Кевину казалось, что он привык видеть убитых, но их серые мертвые лица врезались в память и иногда являлись ему во сне.
Кевина перестало тянуть домой. По окончании дежурства его уже не встречала на пороге красавица жена. Эрин не было с января. Теперь в доме царили беспорядок и грязь, и стирать Кевину приходилось самому. Он не знал, как правильно пользоваться стиральной машиной, и в первый раз насыпал слишком много порошка, в результате чего одежда полиняла. Не было домашних обедов и свечей на столе; теперь он брал готовую еду и ел на диване. Иногда он включал телевизор. Эрин любила смотреть кабельный канал о домоводстве и садоводстве. Кевин выбирал этот канал, и тогда пустота внутри становилась почти невыносимой.
После работы он уже не убирал пистолет в коробку, которую держал в шкафу, — там теперь хранился второй «глок». Эрин боялась пистолетов еще до того, как он приставил «глок» к ее голове и пригрозил убить, если она еще раз попробует сбежать. Она кричала и плакала, а он клялся, что убьет любого мужчину, с которым она переспит или которого полюбит. Она была такой глупой, а он так рассердился на нее за побег, что требовал назвать имя сообщника, порываясь его убить. Но Эрин кричала, плакала и клялась жизнью, что не было никакого сообщника, и он поверил, потому что она была его женой. Они поклялись в верности перед Богом, а в Библии сказано: «Не прелюбодействуй». Даже тогда он не верил в измену Эрин. Он с самого начала не считал, что там замешан другой мужчина. Он сам об этом позаботился. Днем он наезжал домой без предупреждения и не отпускал Эрин одну в магазин, парикмахерскую или библиотеку. У нее не было ни своей машины, ни даже водительских прав, а он проезжал по своей улице всякий раз, когда случалось оказаться поблизости, просто чтобы убедиться, что Эрин дома. Она убежала не для того, чтобы прелюбодействовать. Она убежала от пинков, ударов кулаком и бессильной рвоты на ступеньках подвала. Кевин знал, что не должен так делать, мучился виной и всегда извинялся, но это дела не меняло.