Тихая война
Шрифт:
— Я не просил тебя становиться на мою сторону, хотя это и было бы мне приятно. — Я дал ему понять, что не являюсь его сторонником, тем более что пока я не имел ни малейшего представления о том, для чего нужен ему.
— Говорят, ты примкнул к социалистам?.. — продолжал он.
— Я имею на это право, хотя… это не совсем так!
— Говорят, что вы тесно сотрудничаете…
— Это верно. Во многом мы добились согласия.
Мы выпили по чашечке кофе, затем Кеваго, понизив голос, сказал:
— Нам необходима твоя помощь. Тебе нужно знать, что американцы довольны разногласиями. Они направили ультиматум «Национальному комитету» и «Революционному совету». Суть заключается в том, что они никому и ни под каким предлогом не дадут больше ни цента до тех пор, пока не будет создана сильная единая эмигрантская организация.
— Наконец-то сделан мудрый шаг! — воскликнул я.
— Но гладко это не пройдет; сторонники Анны Кетли не очень-то нуждаются в американских деньгах. О них позаботятся социал-демократы. Зная о нашем трудном положении, они намереваются жарить собственное мясо. Судьба же нации их нисколько не волнует!
Я, разумеется, мог бы спросить, а сам он и его друзья руководствуются ли интересами нации или они только стремятся заполучить американскую помощь? Конечно, я этого не сделал. Я дал Кеваго возможность выговориться. И не ошибся. В сказанном им было много интересного для меня, однако я чувствовал, что самое главное еще впереди.
— Ты можешь нам помочь, — прервал длинный монолог Кеваго подсевший к нашему столику Видович. — В тебя старуха Кетли верит. Убеди ее в необходимости единства и сплоченности.
Больше всего мне хотелось спросить их, почему они так активно ищут союз с Кетли, в то же время ненавидя ее. В этой сложной ситуации вскрылась их полная беспринципность. Они, как крысы, бросились друг на друга и грызлись между собой. Мне же и дальше пришлось двигаться в полной темноте на ощупь.
— Сделать это будет нелегко, — ответил я. — Но что я скажу Кетли?
— Мы разработали грандиозный план, — начал объяснять Кеваго. — Хорошо его продумали и обсудили. Ничего подобного еще не было ни у одной эмиграции. Мы создали так называемый «подпольный парламент», в который войдут все депутаты Национального собрания, независимо от того, в какую страну они эмигрировали. Создадим правительство в изгнании, которое как бы примет полномочия от правительства Имре Надя. Таким образом, оно вполне может рассчитывать на признание западными державами и даже на принятие в ООН…
— Выходит, что эта преемственность падает на одну Кетли, — прервал я его. — У Имре Надя нет другого министра в эмиграции.
— Потому-то ты нам и нужен. Мы, разумеется, гарантируем, что страсбургский инцидент не повторится.
— Ну как? — с нетерпением спросил Видович.
— А с Оливером вы уже говорили об этом?
При одном только упоминании имени Оливера лицо Видовича исказила гримаса. Черные брови сошлись на переносице и стали похожи на длинную и колючую зубную щетку.
— С этим типом мы никаких серьезных вопросов не обсуждаем! — сердито выпалил он и тут же добавил: — Похоже, ты к ним уже примкнул, если спрашиваешь об этом.
Дерзкое замечание Видовича вывело меня из себя.
— Если ты так ставишь вопрос, тогда нам не о чем говорить! — бросил я, вскакивая.
Думаю, нет на свете такого разведчика, который заранее мог бы безошибочно рассчитать каждый свой шаг. Обычно я доверял своей интуиции и, конечно, руководствовался опытом, приобретенным мною во время работы в подполье. Насколько я помню, до сих пор я всегда действовал правильно. Я никогда не упускал возможности детально разобраться в проведенных операциях. Размышляя, я вскрывал собственные ошибки и намечал, как мне следует действовать в будущем, как держать себя. Точно так же я поступил и позже, после разговора с Кеваго и Видовичем, и вдруг, анализируя свое поведение, обнаружил, что пошел на очень большой риск: стоило им от меня отшатнуться, как я сразу же лишился бы очень важной информации и сам себе сократил зону деятельности.
К счастью, мой «трюк» и в тот раз удался.
— Ну, не горячись, — сказал мне Кеваго, усаживая меня на место. — А ты наберись терпения, — махнул он Видовичу.
В темных глазах Видовича блеснула и тут же погасла ехидная усмешка. Дружелюбным, почти заискивающим тоном он сказал мне:
— Не сердись на меня. Ты же знаешь, какой я вспыльчивый.
— Ладно, забудем это, — согласился я примирительно. — И все же я утверждаю, что без Беньямина номер с Кетли не пройдет.
И тут Кеваго не удержался от язвительного замечания:
— Может, старушенция держит его как любовника?
— Брось ты! — успокоил я его. — Она смотрит на него как на своего политического преемника.
— Для нас Беньямин не партнер. Прошу тебя, убеди Кетли в том, что мы хотели бы побеседовать с ней без него.
— Я бы ввел вас в заблуждение, если бы пообещал вам это. Безнадежное это дело!
Они переглянулись, а затем снова заговорил Кеваго:
— Ты можешь свести Фери со старушенцией?
— Минуя Оливера?
— Разумеется, чтобы они поговорили с глазу на глаз, доверительно.
— Попытаюсь.
Когда же я на следующий день позвонил Анне Кетли и сообщил об этом, она решительно запротестовала:
— Ни с Видовичем, ни с Кеваго мне говорить не о чем!
— Но, тетушка Аннуш, — пытался я уговорить ее, — наверняка вы коснетесь и темы близкого будущего.
Она помолчала, а потом коротко бросила:
— Нет!
— Я вас прошу! — настаивал я. — Ну ради меня, если хотите…
Она снова замолчала и после паузы произнесла с тяжелым вздохом:
— Что ж, приводите, раз уж вы так просите.
В условленное время я на своей машине привез Видовича на красивую виллу, где тогда жила Анна Кетли. Мой «друг» Фери, казалось, пребывал в хорошем расположении духа и всю дорогу без умолку болтал.
В саду своего дома в тени раскидистого дерева нас ждала Анна Кетли.
— Присаживайтесь, — предложила она.
Я уже собирался сесть, как вдруг Видович повернулся ко мне:
— Миклош, очень прошу тебя, оставь нас одних, ладно?
Представляете, что я почувствовал в тот момент? Однако мне ничего не оставалось, как уйти в дальний угол сада.