Тихая война
Шрифт:
— Где ты пропадал? — Он посмотрел на меня с ласковой укоризной. — Завтра же приходи к нам, на проспект Андраши, где размещается руководство нашей партии.
— Вашей партии? У вас уже есть партия?
— Да, и называется она «Партия венгерской свободы». Нам нужны такие люди, как ты.
Нечего и говорить, что на следующий день я был там.
В зале ресторана «Адам», который помещался рядом с Домом моды, в то время носившим название «Парижский двор», меня ожидал Дудаш…
Мы сидели вдвоем в отдельном кабинете. Официант обслуживал нас с предельной внимательностью, более того, время от времени к нам подходил сам хозяин
— Кто этот человек? — полюбопытствовал я, догадываясь, что оказываемая нам любезность имеет скорее политическую, чем приятельскую подоплеку.
— Его имя Миклош Райсман. Он и его брат Золтан состояли в нашей подпольной организации. Что тебя еще интересует?
Я уже был знаком со свойственной Дудашу манерой разговаривать и не обиделся.
— Прежде всего цели и задачи партии, членом которой я стал сегодня и в правление которой введен, — ответил я.
— Мы требуем всеобщей свободы, отмены классовых привилегий, полного равенства перед законом для всех слоев общества и демократизации образования. Иными словами, наша цель — социализм применительно к венгерским условиям.
Меня неотступно мучил один вопрос, и я тут же попытался получить на него ответ.
— Скажи, Дудаш, прежде, в подполье, ты всегда называл себя коммунистом, а теперь, когда Венгерская коммунистическая партия перешла на легальное положение и ты можешь стать ее членом, ты создаешь собственную партию. Зачем это?
— На первый взгляд это сложный вопрос, но только на первый. На самом же деле все объясняется очень просто…
— Тогда объясни!
— Опять ты меня перебиваешь! Я ведь именно это и делаю. Короче говоря, сейчас существуют две партии коммунистов. Одна из них работала в глубоком подполье здесь, на родине. Она жила и действовала всегда! Вторая же партия, во главе с Ракоши, явилась сюда из эмиграции. Вот ее-то я не люблю и не принимаю.
Такое объяснение было, безусловно, крайне упрощенным, даже вульгарным. Но тогда я удовлетворился им, тем более что, находясь в подполье рядом с Дудашем и его друзьями, чувствовал, что мне понятна их антипатия к людям, над которыми не нависала угроза ареста гестаповцами и которые теперь, вернувшись из «безопасного далека», рвались к власти.
Разве мог я знать тогда, что многие венгерские политические эмигранты шли из этого «безопасного далека» через поля сражений от Москвы до Будапешта и даже до самого Берлина?
В течение нескольких недель я добросовестно трудился в резиденции «Партии венгерской свободы». За это время я часто встречался с Дудашем здесь и на металлическом заводе, который удалось быстро восстановить и пустить в ход благодаря его энергии организатора и бесспорным инженерным способностям.
Кто мог предположить тогда, что позже этот человек станет ренегатом и убийцей?
Мы часто и подолгу спорили, и я все меньше понимал, к чему он стремится, что и зачем делает. Это раздражало меня, не давало покоя. Однажды Дудаш предложил мне формально порвать с «Партией венгерской свободы» и вступить в Венгерскую коммунистическую партию.
— Изнутри можно сделать больше, чем извне, — весьма прозрачно пояснил он. Это стало последней каплей, которая переполнила чашу моего терпения.
— Видишь ли, я никак не ожидал такого предложения, и тем более от тебя, — сказал я.
После этого разговора я чувствовал себя на проспекте Андраши крайне неуютно. Надо было уходить из этой организации. И, как много раз в жизни, мне опять помог случай. На этот раз в лице бывшего президента национального фронта бойскаутов Белы Паппа.
Встретив меня однажды на улице, он бросился обниматься:
— Миклош, дорогой, я так рад тебя видеть! Как ты живешь, где работаешь?
Я коротко рассказал ему о своих делах, поделился сомнениями.
— Вот и отлично! Значит, мы встретились в счастливую минуту! — воскликнул он. — Ты должен пойти со мной сейчас же, не откладывая.
— Куда, дядюшка Бела?
— К Балинту Араню, на улицу Шеммельвейс, где располагается правление независимой партии мелких сельских хозяев.
Балинта Араня я знал давно и очень уважал. Меня познакомил с ним мой земляк Ласло Лаки. Поднимаясь по мраморной лестнице роскошного особняка, в котором прежде помещалось офицерское казино для привилегированной хортистской знати, я, как говорится, и в мыслях не имел, что ему суждено вскоре стать моим вторым домом в полном смысле этого слова.
Огромный кабинет с изысканной обстановкой — наследие недавнего прошлого — выглядел необычайно помпезно, но Балинт Арань остался таким же простым и скромным человеком, каким был всегда. Он тепло принял меня.
— Твое место здесь, среди нас, — начал он. — Ты давным-давно должен был прийти к нам.
— Дядюшка Балинт, ведь я не знал даже, где ты, — отвечал я. — Вот и сейчас я еще не знаю, что ты тут делаешь.
Добродушно улыбаясь, Арань сообщил, что находится он тут со дня основания партии, что он член исполнительного комитета Будапешта и ведает кадрами.
— Жаль, что ты поздно пришел, все выборные посты уже заняты. Так или иначе, сейчас мы должны решить с тобой сразу две задачи. Во-первых, тебе нужно что-то есть и пить, а для этого необходима должность. Во-вторых, тебе надо поручить дело, которое было бы тебе по плечу.
После долгих раздумий было, наконец, решено, что я буду представлять интересы партии в Международном фонде помощи лицам, пострадавшим от фашизма.
— Дело это, прямо скажем, нелегкое, — заключил Арань. — Комиссия при будапештском отделении фонда построена по коалиционному принципу. Руководящие должности в нем занимают четыре делегата, по одному от всех крупных партий. Будешь работать в организационном отделе. Будь там начеку. Во главе отдела стоит Деже Карас, коммунист, вернулся из эмиграции из Туниса. Человек он образованный, с властным характером, сильный руководитель. Делегаты от социал-демократической и крестьянской партий при нем пикнуть не смеют. Не позволяй ему делать из тебя марионетку и помни: ты полностью равноправен с ним во всех делах.
Управление Международного фонда помещалось на улице Мункачи в доме номер 19. Пройдя через большой старый парк, я очутился в холле роскошной виллы, принадлежавшей прежде кому-то из высшей знати, и немного растерялся. В таких дворцах мне еще не приходилось бывать. В центре огромного зала, отделенного от парка стеклянной стеной, высокой струей бил фонтан. По сторонам за раздвижными дверями размещались кабинеты и приемные, обставленные антикварной мебелью; сияющий паркет напоминал о балах и приемах, дававшихся здесь когда-то. Широкая деревянная лестница с затейливой резьбой вела на второй этаж, где располагались кабинеты главного и четырех «коалиционных» секретарей, а также сотрудников организационного отдела.