Тихая война
Шрифт:
ЯНОШ БЕРЕЦ,
секретарь ЦК ВСРП
НАЧАЛО ОДНОЙ СУДЬБЫ
Над Будапештом ярко сияло солнце. В скверике перед зданием купален Лукач с минеральной водой чинно сидели на скамейках многочисленные старики и старушки. По тихим будайским улицам неторопливо брели по своим будничным делам прохожие; несколько человек на остановке дожидались трамвая, не проявляя особых признаков нетерпения.
Дежурный унтер-офицер, стоявший у подъезда бывшей гостиницы, в которой теперь располагался штаб авиационной дивизии, с минуту молча наблюдал за этой мирной картиной, затем повернулся кругом и отправился на свое место за барьерчиком, где прежде обычно стоял швейцар. Проходя под сводами сумрачного, прохладного даже в жаркий день вестибюля, унтер-офицер невольно отметил про себя, что пожилая пара, которую он видел на остановке и вчера в это же время, все так же смиренно, взявшись за руки, ожидает своего трамвая. Вчера в этот час на глазах у всех присутствовавших трагически оборвалась жизнь ребенка…
«Если бы кто-нибудь из офицеров штаба хоть раз поинтересовался, как идут работы по устройству бомбоубежища, отрытого в склоне холма Роз, и как следует проверил бы расчеты безграмотного унтера-подрывника, — подумал дежурный, — малыш был бы жив и поныне, но никому ни до чего нет дела…
Жуткая картина вчерашнего происшествия невольно всплыла в его памяти… Наступившую после взрыва тишину неожиданно прорезал вопль женщины, похожий на крик смертельно раненной птицы. Он прозвучал и смолк. И снова на миг воцарилась тишина, глухая и томящая. Женщина стояла там, где сейчас находилась пожилая пара, и держала перед собой на вытянутых руках труп ребенка с размозженной осколком головой. Самым страшным было то, что женщина не плакала. Остановившимися безумными глазами она смотрела на бездыханное тельце своего дитя, еще минуту назад весело прыгавшего на ее руках. Словно неживая, она позволила отвести себя в подъезд и неподвижно застыла у стены, пока не приехала карета «скорой помощи». Окаменев от горя, женщина, казалось, не замечала ничего вокруг и продолжала стоять, не сводя отсутствующего взгляда с изуродованной головки ребенка…
Унтер-офицер, погруженный в печальные мысли, не заметил двух мужчин, остановившихся прямо перед ним. Звук голоса одного из них, негромко поздоровавшегося, заставил его вздрогнуть.
— О чем задумались? — Этот дружелюбно прозвучавший голос принадлежал человеку невысокого роста. — Мы идем к господину подполковнику Кашашу.
Дежурный унтер-офицер привычно вытянулся и официальным тоном проговорил:
— Прошу предъявить удостоверения и пропуска!
Не моргнув глазом он взял в руки два кусочка белого картона, пустых и чистых, без единого знака.
«Ага, значит, это они. Сейчас самое главное — не подать виду, — промелькнула у него мысль. — Все как всегда!..» — Бросив быстрый косой взгляд влево и вправо, он убедился, что фельдфебеля, начальника караула, нет поблизости. Дежурный по штабу офицер тоже не показывался из своей комнаты.
— Все в порядке, господа, — сказал унтер-офицер, возвращая им кусочки картона. — Проходите. Но выход, будьте добры, только через эту дверь…
— Разумеется! — Это произнес второй мужчина, который был повыше ростом. Он улыбнулся дежурному, и оба направились к лифту.
Унтер-офицер остался наедине со своими сомнениями.
«Вот они поднялись на лифте, вышли на пятом этаже. Теперь идут по коридору, — мысленно сопровождал он их в пути. — Сейчас они вошли в приемную подполковника. Секретарша с улыбкой приветствует гостей…»
Внезапно его охватил страх, на лбу выступили капельки пота.
«А что, если это провал? Вдруг этот высокопоставленный офицер обманул их, пообещав им сотрудничать с ними?.. Возможно ли, чтобы подполковник генерального штаба, кавалер ордена витязей, учрежденного самим Хорти, согласился?.. Сообщит в контрразведку, и конец…»
Чтобы хоть как-то успокоиться, унтер-офицер вышел из-за барьерчика и заставил себя прогуляться к дверям, надеясь, что это отвлечет его и он хоть на время забудет о том, что происходит сейчас на пятом этаже…
Предугадать ход событий и оценить шансы он все равно не мог, так уж лучше было думать не об этом, а о чем-нибудь другом…
По улице проехали несколько бронетранспортеров, битком набитых десантниками в стальных шлемах. Солдаты громко пели. А когда их песня смолкла вдали, улица, залитая солнцем, снова приняла мирный вид, словно и не было никакой войны. В скверике напротив прогуливались, опираясь на палочки, старики в теплых пальто; из дверей купален веселой беззаботной гурьбой высыпали гимназисты, перекликаясь между собой и перебрасываясь мокрыми трусиками.
«У этих жизнь будет лучше, чем у нас! Наверняка…» — подумал дежурный. Эта мысль снова заставила его помрачнеть — ведь столь смутная надежда не имела опоры в настоящем.
Настоящее… Оно казалось настолько безысходным, что не могло внушить ничего, кроме страха перед неизвестностью.
Беспокойство вновь сдавило ему сердце. Он вернулся на пост и взглянул на часы: с тех пор как двое неизвестных поднялись на лифте, прошло четверть часа.
«Четверть часа!.. Это слишком мало для серьезного разговора, но слишком много для ожидания. А для допроса? Что, если контрразведчики там, наверху, уже избивают их дубинками? Или вошедших задержали и теперь ждут прихода следователя, вызванного по телефону?»
Тут унтер-офицер вспомнил о том, что должен был сделать в случае неудачи переговоров и угрозы провала. Двое храбрецов, проникших с его помощью в логово врага, будут выбираться сами. Они спустятся сюда, в проходную, и немедленно скроются, а он как дежурный обязан прикрыть их отход любыми средствами.
Он выдвинул ящик стола и, словно ища что-то в его глубине, незаметно придвинул к себе пистолет, дослал патрон в патронник и поставил курок на боевой взвод.
«Что это даст? Ничего. Один в поле не воин. — Сомнения опять охватили молодого человека. Он подавил их усилием воли. — Неправда. Ведь преследователи никак не ожидают выстрела отсюда, с поста дежурного у проходной. А это уже хорошо…»
Вдруг он увидел, как открылась дверь комнаты дежурного офицера. Дежурный появился на пороге и направился к унтер-офицеру таким быстрым шагом, что молодой человек растерялся.
— Унтер-офицер, дайте мне журнал посетителей!
— Слушаюсь, господин капитан! — Молодой человек машинально протянул офицеру переплетенную книгу, стараясь не выдать волнения.
«Значит, провал! — Это было первой мыслью унтер-офицера, когда капитан ушел в свою комнату, унося с собой журнал. — Сейчас он увидит, что я не зарегистрировал последних посетителей, и ему станет ясно, что я их сообщник. Что делать? Тем двоим я помочь уже не смогу, надо спасать себя. Но почему? Разве я боюсь?» Этот вопрос, который он задал самому себе, обжег его нестерпимой болью насмешки.