Тихая война
Шрифт:
Вскоре я получил первое серьезное задание — создать молодежную секцию «Союза венгерских патриотов», в которой в качестве инструктора должен был действовать Шандор Салаи. Через некоторое время мы почувствовали «родство душ» и, несмотря на разницу в возрасте, по-настоящему подружились. Дружба с ним сыграла решающую роль в моей дальнейшей судьбе, но это случилось позже, после оккупации гитлеровцами Венгрии, а пока я горячо взялся за дело, отбирая среди молодых рабочих завода «Гамма» подходящих ребят и вовлекая их в деятельность «Союза венгерских патриотов».
Предчувствуя приближение нелегких для отечества времен, мы выработали серьезную программу действий, разумеется с учетом биографии наших парней, их воспитания и среды, в которой они выросли. Поэтому главное внимание мы уделили чисто просветительной работе, в особенности изучению истории. Разумеется, мы были далеки от марксистской исторической науки, и я скорее назвал бы эти занятия курсом истории Венгрии, отличным от преподававшегося в гимназиях, так как в нем преобладал патриотический дух. Нельзя забывать о том, что в те дни третий рейх обложил Венгрию со всех сторон, а внутри страны все более нагло шевелились швабы, местные немцы, объединенные в нацистский фольксбунд. Вот почему главной идеей, красной нитью пронизывавшей все наши исторические экскурсы, было стремление показать нашим парням, что на протяжении столетий немцы не приносили венгерскому народу ничего, кроме бед и несчастий, грабежей и унижения.
Нам удалось выпустить несколько листовок, размноженных на гектографе, но вскоре этому пришел конец — администрации надоела моя внеслужебная деятельность на заводе «Гамма», поставлявшем оборудование для германской и итальянской армий. Тем более что эту деятельность никак нельзя было назвать лояльной. Я получил строгое предупреждение от военного коменданта завода, меня понизили в должности и перевели на другой участок. Всякие открытые контакты с моими парнями были пресечены. Кроме того, Иван Сюч, лидер «Союза венгерских патриотов», надумал жениться и отобрал у нас комнату, в которой обычно собиралась наша молодежная секция. Двух этих событий оказалось вполне достаточно для того, чтобы вся проделанная нами работа пошла насмарку. Два-три раза мы еще собирались тайком в других местах, потом секция распалась.
Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Еще до описанных событий, не помню уже, с чьей помощью, я сблизился с организацией бойскаутов, базировавшейся на площади Кальвина под крылышком у реформатской церкви (кстати, находившейся тогда в оппозиции к реакционному режиму и нацизму тоже). Я стал посещать их собрания.
И хотя в школьные годы я не был бойскаутом, руководитель отряда пастор Ласло Дьярмати после продолжительной беседы со мной неожиданно назначил меня своим заместителем. Так возникла реальная возможность превратить резиденцию бойскаутов в доме номер 8 на площади Кальвина в небольшой опорный пункт сопротивления нацизму.
Однажды в воскресенье мой отряд бойскаутов отправился, как обычно, на загородную прогулку. Наш маршрут пролегал через Пештхидегкут к селу Надьсенаш. Светило ласковое солнце, горный воздух бодрил, и мы, распевая песни, весело маршировали по дороге, обсаженной черешневыми деревьями. Перебрасываясь шутками, беспечно, как и полагается детям, отряд углубился в прекрасный свежий лес. Вскоре мы облюбовали небольшую полянку и расположились там биваком, разбили палатки, разложили костер, пообедали. Дети затеяли игры, затем отдохнули и отправились дальше. Около полудня мы вышли к лесному домику — горному приюту. Во время короткого привала один из мальчиков вдруг выскочил из кустов с громким криком:
— Скорее сюда! Смотрите, что я тут нашел!..
В голосе его звучали удивление и гнев. Мы поспешили за ним и сразу же поняли причину его волнения. В нескольких метрах от гребня холма, на склоне, обращенном в сторону села Надьковачи, красовался «монумент», выложенный из белого камня и кирпича, умело скрепленного цементом, — огромная фашистская свастика.
Как сейчас помню, минуты две мы стояли как вкопанные и молча смотрели на это чудище, а оно красовалось перед нами, как бы нагло насмехаясь над всеми. Сам факт присутствия этого белого паука, символа враждебной нам державы, здесь, на венгерской земле, в нескольких километрах от ее столицы, возмутил всех нас до глубины души.
Не знаю, кто ринулся первым, но хорошо помню, что спустя минуту весь отряд без всякой команды бросился разрушать ненавистное сооружение руками и ногами, чуть ли не зубами. В ход пошло все — ножи, ложки, бойскаутские топорики. Нам повезло: цемент был еще свежим и не успел намертво схватить каменную кладку.
С безграничной яростью мы рыли, выкапывали, выдирали из земли осколки камней и белые кирпичи и с победными торжествующими криками швыряли их с обрыва вниз. Мы трудились как одержимые. Дело уже близилось к концу, когда один из ребят, кажется это был Габор Витез, громко воскликнул, указывая в сторону села:
— Смотрите-ка! Фольксбундовцы идут!
По горной дороге, размахивая палками и жердями, быстрым шагом поднималась по направлению к нам большая группа здоровенных парней в коричневых рубашках.
— Отходить через лес! — крикнул кто-то из бойскаутов.
В последующие годы мне довелось не раз скрываться в подполье, спать в заснеженном лесу, пробираться по болотным тропкам темной ночью, но бежать?! Никогда в жизни я не бежал с такой быстротой, не разбирая дороги, через лес и кустарник, как тогда, летним днем 1943 года, от самого Надьсенаша до конечной остановки трамвая в Хювешвельде.
Нелегко нам пришлось тогда. Фольксбундовцы неплохо знали местность и кое-что соображали. Разбившись на несколько групп, они сначала попытались окружить бойскаутов, но, поняв, что не успевают, решили оттеснить нас к шоссе, чтобы настичь на подоспевших автомашинах и велосипедах. Вот тут-то в первый о далеко не в последний раз нам пригодились и наши навыки, приобретенные во время бойскаутских военных игр и занятий по ориентированию на местности, и наша сноровка лазить по горам и ходить по лесу. Где ползком, где бегом по еле заметным тропинкам, где напролом через кустарник, но мы все-таки избежали окружения и опередили своих преследователей. Удирали мы от верной гибели, ибо знали, что в те времена нередко находили трупы венгерских парней, исколотых ножами, в селах, в которых в основном жили фольксбундовцы.
Во всяком случае, удрать от разъяренных швабов нам удалось. Измученные, в изорванной одежде, но с торжеством победителей мы набились в задний вагон трамвая.
— Здорово же мы их провели!.. — срывающимся мальчишеским голосом воскликнул кто-то из ребят.
И словно по этому сигналу на остановку позади нас выбежала толпа коричневорубашечников, что-то дико орущая по-немецки. Все мы так и обмерли от страха.
По сей день остается тайной, обязаны ли мы счастливой случайности, или бравый вагоновожатый правильно оценил обстановку, только в следующее мгновение наш трамвай вдруг тронулся с места и покатил в Буду со скоростью, явно превышавшей нормальную.