Тихий американец
Шрифт:
— Мою первую собаку звали Принц. Я назвал ее в честь Черного принца. Знаете, того самого парня, который…
— Вырезал всех женщин и детей в Лиможе?
— Этого я не помню.
— История обычно умалчивает о его подвиге.
Мне еще не раз предстояло видеть по его лицу, какую боль он испытывает всякий раз, когда действительность не отвечает его романтическим представлениям или когда кто-нибудь, кого он любит и почитает, падает с высоченного пьедестала, который он ему воздвиг. Однажды, помнится, я уличил Йорка Гардинга
— Людям свойственно ошибаться, — сказал я.
Пайл как-то неестественно хихикнул:
— Назовите меня болваном, но мне казалось, что он… непогрешим. Отец был так им очарован в тот раз, когда они встретились, а моему отцу совсем не легко угодить.
Большая черная собака, по кличке Герцог, попыхтев вволю и по-хозяйски освоившись в комнате, стала обнюхивать ее углы.
— Нельзя ли попросить вашу собаку посидеть спокойно?
— Ах, простите, пожалуйста. Герцог! Сидеть, Герцог. — Герцог уселся и стал шумно вылизывать половые органы. Я встал, чтобы налить виски, и мимоходом ухитрился прервать его туалет. Тишина воцарилась ненадолго: Герцог принялся чесаться.
— Герцог такой умный, — сказал Пайл.
— А какая судьба постигла Принца?
— Мы жили на ферме в Коннектикуте, и его задавило машиной.
— Вас это очень расстроило?
— О да, я страдал! Он ведь так много значил в моей жизни. Но ничего не поделаешь, пришлось примириться. Все равно его не вернешь.
— А если вы потеряете Фуонг, с этим тоже сумеете примириться?
— О да, надеюсь. А вы?
— Сомневаюсь. Я могу даже взбеситься. Вы этого не боитесь, Пайл?
— Мне так хочется, чтобы вы звали меня Олденом, Томас.
— Лучше не надо. К Пайлу я уже привык. Так вы меня не боитесь?
— Конечно, нет. Вы, пожалуй, самый честный парень из всех, кого я знаю. Вспомните, как вы себя вели, когда я к вам ввалился.
— Помню. Перед тем как заснуть, я подумал: «Вот было бы славно, если бы началась атака и его убили». Вы пали бы смертью героя, Пайл. За Демократию.
— Не смейтесь надо мной, Томас. — Он смущенно вытянул свои длинные ноги. — Хоть вы и считаете меня олухом, я понимаю, когда вы меня дразните…
— Я и не думал вас дразнить.
— Если говорить начистоту, вам ведь тоже хочется, чтобы ей было хорошо.
В этот миг послышались шаги Фуонг. У меня еще теплилась надежда, что он уйдет прежде, чем Фуонг вернется. Но и Пайл услышал ее шаги; он их узнал. Он сразу сказал: «А вот и она!», хотя и слышал ее шаги один-единственный раз, в тот первый вечер. Даже пес подошел к двери, которую я оставил открытой, чтобы было прохладнее, словно признал Фуонг членом семьи Пайла. Я один был здесь чужой.
— Сестры нет дома, — сказала Фуонг, исподтишка поглядывая на Пайла.
Я не знал, говорит она правду или, может быть, сестра сама отослала ее домой.
— Ты ведь помнишь мистера Пайла? — спросил я.
— Enchantee note 29 . —
— Я счастлив, что вижу вас снова, — сказал он, краснея.
— Comment? note 30
— Она не очень хорошо понимает по-английски, — заметил я.
Note29
очень рада (фр.)
Note30
Что? (фр.)
— Увы, а я прескверно говорю по-французски. Правда, я беру уроки. И уже немножко понимаю, когда мисс Фуонг говорит помедленнее.
— Я буду вашим переводчиком, — заявил я. — К здешнему произношению не сразу привыкнешь. Ну, что бы вы хотели ей сказать? Садись, Фуонг. Мистер Пайл пришел специально затем, чтобы тебя повидать. Вы уверены, — спросил я Пайла, — что мне не следует оставить вас наедине?
— Я хочу, чтобы вы слышали все, что я намерен сказать. Так будет куда честнее.
— Валяйте.
Он объявил торжественно — таким тоном, словно давно все это выучил наизусть, — что питает к Фуонг глубочайшую любовь и уважение. Он почувствовал их с той самой ночи, когда с ней танцевал. Мне он почему-то напомнил дворецкого, который водит туристов по особняку родовитой семьи. Сердце Пайла было парадными покоями, а в жилые комнаты он давал заглянуть лишь через щелочку, украдкой. Я переводил его речь с предельной добросовестностью, — в переводе она звучала еще хуже, — в Фуонг сидела молча, сложив на коленях руки, словно смотрела кинофильм.
— Поняла она? — спросил Пайл.
— По-видимому, да. Не хотите ли, чтобы я от себя добавил немножко пыла?
— Нет, что вы! — сказал он. — Переводите точно. Я не хочу, чтобы вы влияли на ее чувства.
— Понятно.
— Передайте, что я хочу на ней жениться.
Я передал.
— Что она ответила?
— Она спрашивает, говорите ли вы серьезно. Я заверил ее, что вы относитесь к породе серьезных людей.
— Вам не странно, что я прошу вас переводить?
— Да, пожалуй, это не очень-то принято.
— А с другой стороны, так естественно! Ведь вы — мой лучший друг.
— Спасибо.
— Вы первый, к кому я приду, если со мной стрясется беда.
— А влюбиться в мою девушку — для вас тоже беда?
— Несомненно. Я бы предпочел, Томас, чтобы на вашем месте был кто-нибудь другой.
— Ладно. Что мне еще ей передать? Что вы не можете без нее жить?
— Нет, это слишком. И не совсем точно. Мне, конечно, пришлось бы отсюда уехать. Но человек может все пережить.
— Пока вы обдумываете свою речь, могу я замолвить словечко и за себя?