Тихий городок
Шрифт:
— А где он служил?
— Как где? Сначала в нашем восьмом Баварском округе, потом его услали в Россию, оттуда пришел «постэнгель» [15] — геройски погиб за великую Германию и ее фюрера… Ну, ты знаешь такие штучки.
— Еще бы!.. Письма от товарищей он не получал?
— Нет.
— Как же так? Мы писали всем отделением. Вальтер погиб на наших глазах, когда мы попали под огонь «русских органов», — растерянно пробормотал Йошка.
15
«Почтовый ангел» — извещение о смерти, похоронка.
— Вы, наверное, так красиво расписали его смерть, что цензура просто-напросто выбросила письмо в корзину? В общем, приходи в семь. Я оставлю столик, — Хуго отсчитал сдачу.
Тут Йошку осенила мысль попросить еще об одном одолжении:
— Нет ли у тебя на примете порядочного ювелира?
— Сейчас золото и всякие штучки упали в цене, — не то с осуждением, не то с завистью проговорил Хуго. — Запомни адрес одного кровососа. Его зовут Карл Зейштейн.
В мастерской ювелира оказалось несколько инвалидов, продававших дешевенькие поделки. Йошка протянул ювелиру золотое кольцо с бриллиантом. Брезгливо оттопырив нижнюю губу, толстяк повертел кольцо в пальцах, похожих на шпикачки, воткнул в глаз увеличительное стекло, ковырнул пинцетом:
— Стеклышко… Пятьдесят марок.
Недолго думая, Йошка ухватил ювелира за воротник, притянул к себе, свирепо зарычал:
— Ах ты, рыло тыловое! Фронтовиков грабишь!
Сзади ободряюще загалдели инвалиды. Кто-то уже протянул костыль, намереваясь долбануть толстяка по лысине.
— Кажется, я ошибся, — придушенно бормотнул толстяк.
Йошка разжал кулак. Ювелир плюхнулся на стул, долго одышливо хрипел, всасывая воздух и водя жирной шеей из стороны в сторону. Фронтовики примолкли. Наступила тяжелая тишина. В конторке у ювелира не было таких денег, чтобы рассчитаться за высокопробное золото и алмаз, но он не хотел расстаться с кольцом. Отдышавшись, сказал:
— Мне нужно сходить за деньгами.
— Сходим вместе, — Йошка решительно отодвинул барьерный засов.
— Как же я оставлю свое место?!
— Заприте кассу и успокойтесь. Никто не тронет вашего барахла. Верно, говорю?
— Валяй, — сказал один из калек. У него не было левой руки, зато кулак правой походил на тыкву среднего размера. — У нас еще не завелись мародеры на своей земле.
— Сколько вы хотите за кольцо? — спросил толстяк, с остановками поднимаясь по винтовой лестнице в свой кабинет.
— Десять тысяч.
Такую стоимость назвали специалисты в Москве со скидкой на падение курса, поскольку арийцы тащили в Германию все награбленное. Учитывалось и еще одно немаловажное обстоятельство: после Сталинграда кое-кто из дальновидных немцев понял, что скоро наступит пора, когда марки ничего не будут стоить, а цена золота и драгоценных камней поднимется еще выше. Они помнили времена после первой мировой войны, когда тысячными купюрами разжигали примуса. Понимал это и Карл Зейштейн. Однако, услышав названную сумму, простонал:
— Дайте и мне заработать…
— Молите бога, что не забрали в армию. Попадись, ко мне в отделение, через месяц бы сделал вас тростиночкой, бегали бы вы по плацу, как юноша.
— У меня сердце!
— Да уж понятно — не мешок с требухой. — Йошка ласково потрепал ювелира по тучному боку и заговорщицки подмигнул: — Но сердце-то… золотое. А?
Ювелир намек понял. Немалых денег стоило ему откупиться не только от призыва в армию, но и от трудовой повинности, обязательной для каждого немца. Он машинально открыл массивный сейф, позабыв об осторожности. Окажись клиент грабителем, то легко бы овладел всем состоянием. Но Йошка деликатно отвернулся, будто его заинтересовала крыша соседнего дома.
— Давайте вашу вещь и берите деньги, здесь ровно десять тысяч, — заторопился ювелир. Только сейчас до него дошел ужас происходящего: при открытом сейфе, без свидетелей, с фронтовиком, судя по всему не из тихонь и простаков…
Йошка не спеша пересчитал пачки, рассовал деньги по карманам, с пристальным вниманием поглядел в водянистые глаза ювелира:
— У меня есть еще несколько подобных штучек. Обращаться к вам или поискать другого ювелира?
— Только ко мне! — воскликнул Зейштейн.
— Согласен, и еще один дельный совет: постарайтесь учтивей обращаться с увечными — они сейчас страшно сердитые.
Толстяк закивал, сверкая плешью, как китайский божок.
В семь с четвертью Йошка вернулся в погребок «Альтказе» и сразу же увидел узкогрудого молодого человека в потертом твидовом пиджаке и вигоневой фуфайке, хотя в пивной было жарко и душно.
— Ахим, вы должны получить от нас письмо, писали всем отделением сразу после боя, — сказал Йошка.
— Ничего не получал, кроме официального уведомления о смерти.
— Отец погиб на моих глазах.
Ахим вцепился в рукав Йошки, закашлялся, выхватил платок и привычно прижал ко рту.
«Да у тебя, парень, туберкулез, и долго, видать, ты не протянешь», — подумал Йошка.
По желтому лицу Фехнера пошли красные пятна, на сморщенной шее вздулись вены. С трудом подавив кашель, Ахим проговорил:
— Не надо рассказывать. Все равно отца не воскресишь.
Из заднего кармана брюк Йошка вытащил несколько бумажек разного достоинства, положил на стол:
— Вот что, парень. Купи жиров, масла… Ты должен поправиться.
Глаза Фехнера вдруг гневно заблестели:
— Ишь, фронтовое братство! Верните мне отца! Не надо ваших денег!
Такого оборота Йошка не ожидал, сурово одернул Ахима:
— Уймись! Если бы не цыплячья шкура, я бы сделал из тебя отбивную.
Парня вновь стал душить кашель. Он выкрикивал бессвязные слова, мучительно пытаясь построить какую-то фразу. Йошка жестко произнес:
— Черт с тобой! Ты не достоин своего отца.