Тихий городок
Шрифт:
Юзеф перевел дыхание, набрал побольше в легкие воздуха и заговорил. Громко, отчетливо, делая короткие паузы после каждой фразы.
— Мы не хотим, чтобы новая Польша, пресмыкаясь перед Францией и Англией, враждовала, как прежде, со всеми своими соседями: Советским Союзом и Германией, Чехословакией и Литвой. Польша — неотъемлемая часть славянства, и нашими союзниками будут могучий Советский Союз и дружественная нам Чехословакия. Мы против санационной Польши, в которой каждый третий не был поляком, каждый четвертый был неграмотен и из которой ежегодно эмигрировало двести тысяч крестьян. Мы за Польшу, жизнь в которой будет основана на принципах демократической конституции 1921 года, и решительно отвергаем полуфашистскую санационную конституцию 1935 года. Мы…
— Вы уже ответили, поручник, — остановил Юзефа командир бригады. — Довольно об этом.
— Нет, пан майор, не довольно.
Голос принадлежал одному из двух людей в штатском, что стояли чуть в стороне от офицеров. Юзеф, пользуясь возможностью, внимательно оглядел заговорившего. Длинный дождевик, высокие хромовые сапоги, охотничья шляпа с пером… Бледное лицо, тонкий нос с горбинкой, тяжелый подбородок, разделенный надвое ямочкой… Глаза умные, цепкие, в голосе чувствуется едва сдерживаемое раздражение. Этого человека поручник не знал, но его присутствие на встрече свидетельствовало, что власть незнакомца среди местных аковцев была весьма значительной.
— Пан коммунист нарисовал привлекательную картину того, чего его рабочая партия не желает повторять из прошлого, — продолжал между тем человек в шляпе с пером. — Особенно заманчивым выглядит стремление «люблинского» правительства присоединиться к выдвинутому в 1943 году Бенешем и поддержанному Сталиным славянскому «Трипаритетному союзу» в составе СССР, Чехословакии и Польши. Как хорошо звучит его цель… — Человеке шляпе прикрыл глаза и с издевкой начал цитировать: — «Дружба и солидарность славянских народов должны стать важным творческим фактором в формировании политических отношений в Европе, реальной гарантией и одним из существеннейших факторов коллективной безопасности». Может, пан коммунист объяснит, чем намерена Польша заслужить «дружбу» своих славянских соседей? Уж не тем ли, что уступит их территориальным притязаниям и отдаст им спорные восточные и карпатские земли? Впрочем, ваше «люблинское» правительство уже приступило к распродаже Польши. Где наши стародавние Кресы всходни? [24] Зато как красиво рассуждаете о сильной и независимой послевоенной Польше. Так можно ли верить после этого вашим словам, пан коммунист?
24
Кресы всходни — официальное название в довоенной Польше западных областей Украины и Белоруссии.
Человек в шляпе с пером замолчал, и Юзеф почти физически ощутил тревожное ожидание, воцарившееся на поляне.
— Пан говорит, что «люблинское» правительство приступило к распродаже Польши? Как я понимаю, пан шутит… Ни для кого не секрет, что новая граница на востоке проходит по линии, утвержденной еще в 1919 году Верховным Советом Антанты, и была установлена английским министром иностранных дел лордом Керзоном, а не Радой Народовой или правительством СССР. Причем в спорных случаях советская сторона идет навстречу Польше и делает уступки в ее пользу. Например, СССР передал нам Белостокскую область, Пшемышль, ряд районов Львовской области, которые по праву должны принадлежать ему. Так что ваша шутка оказалась явно неудачной, пан, — с иронией закончил Юзеф.
Лицо человека в шляпе с пером побелело еще больше.
— А известно ли пану коммунисту, что согласно линии Керзона Польша лишается Дрогобычской нефти? Или ему на это наплевать? — тотчас спросил он.
— А знает ли пан, что Рада Народова уже обратилась к Советскому правительству с просьбой произвести обмен частями государственной территории? И что Украинская республика не возражает в передаче Польше после окончания войны некоторых нефтеносных районов Дрогобычской области в обмен на равные по площади земли Люблинского воеводства? [25]
25
Указанный обмен был произведен. Население этих районов было «взаимно отселено».
— Панове, зачем эта ненужная перепалка? — раздался голос командира бригады. — Разве нет проблем, которые касаются непосредственно нас?
Человек в шляпе с пером зло раздул ноздри и смолк. Юзеф улыбнулся.
— Извините, пан майор, но первым начал не я. Я только защищался от обвинений.
— А сейчас, гражданин поручник, попрошу вас ответить на следующий вопрос, — произнес Хлобуч. — В документе, полученном штабом бригады, Рада Народова сообщает, что она взяла верховную власть над польской армией, созданной в России, и объединила ее с Армией Людовой в единое Войско Польское. Все остальные воинские формирования на территории страны Рада Народова объявляет распущенными и предлагает их участникам вступать в Войско Польское с сохранением прежних званий. Я что-нибудь путаю?
— Нисколько.
— В таком случае каковы гарантии? Может, это лишь уловка, чтобы мы сложили оружие?
— В Войске Польском уже тысячи бывших аковцев и солдат Батальонов хлопских. Можете убедиться в этом сами.
Юзеф сунул руку в карман мундира, достал оттуда сложенный вчетверо лист бумаги. Протянул его командиру бригады.
— Что это? — полюбопытствовал тот, беря лист.
— Надеюсь, пан майор еще не забыл своего старого приятеля пана Ковальского? Того самого, с которым вместе оканчивал военное училище, начинал службу в Белостоке и последний раз встречался перед войной на маневрах под Лодзью?
Хлобуч наморщил лоб, забарабанил пальцами по кобуре пистолета.
— Пан Ковальский, пан Ковальский… — дважды повторил он. — Да, припоминаю такого. Но при чем здесь он?
— Он, как и вы, командовал бригадой Армии Крайовой. Когда Хелмщина, где дислоцировалась его бригада, была освобождена, Ковальский вместе со своими солдатами вступил в Войско Польское и сражался против немцев. Сейчас он назначен начальником штаба одной из дивизий второй польской армии и находится недалеко отсюда. Узнав, что я могу встретиться с вами, попросил напомнить о себе и передать это письмо. А заодно сказать, что с удовольствием встретился бы с вами. Тем более, что у пана Ковальского есть к вам предложение: в дивизии вакантна должность командира полка, и он хотел бы предложить ее вам, своему старому товарищу.
Говоря, Юзеф не спускал взгляда с Хлобуча. От него не ускользнуло, что лицо майора сразу оживилось, глаза засветились, пальцы перестали выбивать дробь по кобуре.
— Должность командира полка? Гм… Но ведь я уже почти год командую бригадой.
Чувствовалось, что Хлобуч пытался говорить прежним спокойным тоном. Однако это ему не удавалось: в голосе ощущалось возбуждение, речь стала торопливой.
«…Типичный офицер среднего звена старой польской армии, — вспомнил Юзеф слова полковника Ковальского о Хлобуче. — Лично смел, исполнителен, в меру инициативен. В 1939 году в боевой обстановке неплохо справлялся с ротой, в подполье — с батальоном. Тщеславен, по службе звезд с неба не хватал. Любит поволочиться за юбками, к политике равнодушен… Словом, после надлежащей переподготовки на должности командира полка его можно попробовать смело».
И тут же всплыли в памяти слова начальника своего отдела: «Бригаду необходимо нейтрализовать и разоружить во что бы то ни стало. Сложность положения в том, что большинство ее солдат — местные уроженцы, и всякие насильственные действия в их отношении вызовут крайне нежелательный для нас резонанс среди жителей. Точно так же открытое выступление бригады на стороне «лондонцев» заставит население принять сторону аковцев, а не законной власти. Бригада «Еще Польска не сгинела» должна закончить существование без выстрелов…»