Тихий городок
Шрифт:
Конечно, смешно верить, что Хлобуч и его офицеры разделяют политическую платформу Рады Народовой. Дело, скорее всего, в другом. Кадровые военные, они придерживались незыблемого положения довоенной польской действительности: власть в руках того, на чьей стороне сила. А сила сейчас никак не на стороне «лондонцев»: многочисленное, боеспособное Войско Польское, союзником которого является Красная Армия, делает несбыточными любые попытки установить в стране какую-либо власть взамен уже существующей. А пример формирований Армии Крайовой, выступивших с оружием в руках против законной власти и наголову разгромленных, красноречиво подтверждал этот тезис. Не нужно также сбрасывать со счетов
Второй вывод заключался в том, что ненадежность бригады не являлась тайной для эмигрантской «Делегатуры». Наверняка Матушинський был против встречи офицеров-аковцев с Юзефом, но оказался не в силах помешать ей. Отсюда его раздражительность и та агрессивность, которую он продемонстрировал во время встречи. По сути дела, командование бригады интересовали лишь детали вступления в Войско Польское и желание поточней узнать, как может сложиться в его рядах их личная офицерская карьера. Что же касается попыток Матушинського настроить офицеров против демократического правительства и Красной Армии, то они явно не находили среди командования бригады ни понимания, ни тем более поддержки.
Однако Матушинський не тот человек, который может так легко сдаться. Наоборот, сложившаяся в бригаде ситуация заставит его действовать более изощренно и решительно. Значит, необходимо принять все меры, чтобы командование бригады не затягивало с принятием нужного Юзефу решения.
Шевчук попросил шофера остановить машину за сотню метров от заводика. Приказав ждать его, не спеша направился к наполовину разрушенной будке бывшей проходной. Возле нее маячила фигура пластуна с карабином на плече. До войны здесь делали кирпич, и поскольку оккупантам эта продукция оказалась ненужной, заводик был закрыт. Хозяева предприятия, и раньше проявлявшие к нему мало интереса, с приходом немцев перебрались в Краков и забыли о нем вовсе. Заводик, по сути, оказался бесхозным. Это было жалкое зрелище: все, что могло гореть или пригодиться для каких-либо хозяйственных нужд, было растащено местными жителями.
Сейчас территорию заводика облюбовал для постоя батальон казаков. Здесь же при штабе находился и капитан-контрразведчик пластунской дивизии. Приказом Управления «Смерш» он был прикомандирован к группе Шевчука и действовал под его началом. Подполковник сегодня хотел с ним познакомиться и дать первое задание. Конечно, он мог вызвать капитана к себе, однако за время службы у него выработалась своя система знакомства. Так, иногда он предпочитал впервые встретиться с человеком без предварительной о том договоренности и желательно в привычной для того обстановке. Тогда еще до разговора с человеком о нем расскажут окружающие его предметы, каждое движение и жест, любая реакция, вызванная неожиданным появлением Шевчука.
В каждом человеке он больше всего любил «натуральность». Особенно не имел он права ошибаться в человеческих и профессиональных качествах коллег, с которыми вместе, пусть даже временно делал одно дело. Поскольку казачьему капитану отводилась в задуманной Шевчуком операции далеко не последняя роль, подполковник хотел иметь о нем объективное мнение…
Заводик располагался на окраине городка посреди большого пустыря, заросшего травой и окруженного с трех сторон кустарником. Сразу за пустырем начинались обступившие городок горы, между ними и заводиком был выстроен забор. В его тени Шевчук увидел длинную шеренгу пластунов с карабинами у ноги, перед которыми медленно расхаживал пожилой старший лейтенант. Круглое, с висячими усами лицо, выцветшие брови, к нижней губе прилипла незажженная самокрутка. На левой половине груди в алой шелковой розетке, столь распространенной в гражданскую войну, орден Красного Знамени, под ним — три Георгиевских креста и ряд советских медалей. С правой стороны над газырями — ордена Отечественной войны и Красной Звезды, чуть выше их — три нашивки за ранения. В руке офицера была длинная хворостина, которой он время от времени хлопал себя по голенищу сапога.
— Кто скажет, що делает солдат на войне? — долетел до Шевчука его голос. — Никто? Тогда скажу я… Солдат на войне делает то, чему научился в мирное времечко. Только в пять раз хуже. Понятно?.. Какой из этого следует вывод? Учиться, учиться и еще раз учиться.
Шевчук, направившийся было через пустырь к часовому у проходной будки, остановился. Отвлекся от своих мыслей, усмехнулся. Ай да старший лейтенант! До чего безбожно переврал старика Мольтке! Как тот говорил на самом деле: «Войска делают в военное время то, чему их учили в мирное. Только в десять раз хуже». А впрочем, смысл высказывания казачий офицер передал весьма точно.
Словно почувствовав, что привлек внимание незнакомого офицера, старший лейтенант равнодушно скользнул по Шевчуку взглядом. Вытянул себя очередной раз по сапогу хворостиной, поправил на ремне ножны кинжала и снова двинулся вдоль строя.
— А потому зараз приступим к науке, — продолжал он свои поучения. — Що главное для пластуна? Уничтожить врага — воткнуть ему штык в брюхо або кинжал в глотку. А для этого надобно незаметно и неслышно подкрасться к противнику. Так, щоб не тилько он, но даже собака тебя не учуяла. Ясно? Вот и займемся этим…
Старший лейтенант остановился у середины казачьей шеренги, принял строевую стойку.
— Сотня, слушай мою команду! Ложи-и-ись! — громко приказал он. — По-пластунски, направление — левый угол леса — вперед!
Только что у забора стояло несколько десятков людей — и в мгновение ока они исчезли. Напрасно всматривался Шевчук в траву, она, как прежде, высилась неподвижно, в ее зарослях не раздавалось ни шороха, ни треска, над ней не поднималось ни облачка пыли. Только фигура старшего лейтенанта, шагавшего среди травы с хворостиной в поднятой руке, служила ориентиром, где в этот миг находились ползущие. Вот старший лейтенант резко опустил хворостину, недовольно заговорил:
— Ближе к земле, хлопче, еще ближе! Що ты вскинул зад? Ты ж пластун, а не пушкарь! Ниже его, еще ниже! — офицер повторно вытянул недобросовестного подчиненного хворостиной по упомянутому им месту и снова зашагал к углу леса.
Шевчук с интересом наблюдал за происходящим. О казаках единственной в Красной Армии пластунской дивизии он слышал немало, однако лично встречаться с ними ему пришлось впервые.
— Сотня, приготовиться к атаке! — прогремел у края пустыря голос старшего лейтенанта. — Вперед!
Из травы в паре десятков метров от леса поднялась пластунская цепь. Имитируя бросок гранаты, казаки взмахивали над головой рукой и с карабинами наперевес мчались к кустарнику. Бежали без криков, без «ура!», огромными прыжками, пригнувшись к земле. Делали по стремительному уколу штыком влево-вправо, с разбега грудью пробивали кусты и исчезали среди деревьев и густого подлеска.
— Сотня, стой! — прозвучал голос старшего лейтенанта. — На исходный рубеж — марш!
Из леса стали возвращаться казаки, не спеша брели по пустырю к месту у забора, откуда совсем недавно начинали на животах свой путь к лесу. Старший лейтенант встал к забору спиной, указал рукой направление построения и зычно скомандовал: