Тихий городок
Шрифт:
— Врача… врача, — еле слышно, словно через силу, прошептал эсбист. — Христом-богом молю.
— Может, на самом деле лекаря покликать? — спросил дежурный, глядя попеременно на Горобца и сержанта. — А то как бы ненароком лиха не приключилось.
— Коли имеется — позовите, — равнодушно сказал сержант. — Пускай глянет на него. Может, чем-либо поможет.
— Врача, врача, — продолжал настойчиво повторять Шершень. — Врача…
— Ладно, пошли кого-нибудь из хлопцев за фельдшером, — приказал Горобец дежурному. — Кто знает, что он еще вытворить можег.
Наконец-то! Именно из-за этих слов Шершень и отдался в руки казаков возле Крышталевичей, из-за них так старательно разыгрывал представление с припадком.
Он поманил к себе пальцем дежурного, и когда тот склонился над ним, громко зашептал:
— Спасибочки. Не дал пропасть душе христианской… Припадок это у меня, уже не впервой. С младенчества я такой. Медицина говорит — нервы плохие, — он перевел дыхание, с мольбой заглянул в глаза дежурного. — А лекарю передайте, чтоб обязательно захватил с собой шприц, что-нибудь обезболивающее и стрептоцид.
— Что он там бормочет? — поинтересовался Горобец.
— Говорит, что припадочный… с детства. Укол ему надобен. Просит, чтобы лекарь прихватил с собой шприц и… — дежурный запнулся, глянул на Шершня. — Что еще потребно?
— И любое обезболивающее, — подсказал эсбист. — Вы лучше запишите…
Дежурный достал из ящика стола лист бумаги, карандаш, начал медленно писать. «Шприц, любое о-без-бо-ли-ва-ю-щее, — бормотал он себе под нос. — Ст-реп-то-цид…»
— Добавьте «белый», — заметил Шершень. — Стрептоцид бывает белый и красный… Мне нужен только белый.
Дежурный поманил к себе одного из вооруженных парней, выглядывавших из соседней комнаты, по-видимому, караульного помещения.
— Держи записку и мигом к лекарю. Скажешь, пускай немедля поспешит к нам. И прихватит с собой все, что мной написано. Бегом…
Парень исчез, и Шершень облегченно вздохнул. Главное сделано: его человек в Крышталевичах получит записку с паролем и условным текстом и придет к нему на выручку. Обязательно придет, ибо это не простой боевик, а надежный, не раз проверенный человек СБ, знающий Шершня.
— Счастливо оставаться, хлопцы, — проговорил сержант, поднимаясь с лавки. — Навестил вас — пора снова в лес. Небось, мои казачки уже прихватили его дружков, — кивнул он на Шершня, — и меня заждались.
Вслед за сержантом ушел Горобец. Однако вместо него из караульного помещения появились два парня с немецкими автоматами в руках. Один уселся на лавке у входной двери, второй — в паре шагов от лежащего на полу Шершня.
— Бандит, казаки из лесу доставили. Обещают привести еще пару его дружков, — объяснил им ситуацию дежурный. — Утром на машине отправим их с охраной в город. А покуда не спускайте с него очей.
Посыльный возвратился минут через десять, вместе с ним был щупленький, юркий человечишко лет пятидесяти. Вытянутое лисье личико, редкая бороденка, бесцветные глазки… Не первой свежести белый халат, в руке саквояж из толстой кожи.
— Юлий Остапович, — обратился к нему дежурный, — будьте ласка, займитесь им, — указал он на Шершня. — Говорит, что припадочный, укола просит. А может, придуривается.
— Сейчас все узнаем, — писклявым голосом проговорил фельдшер, опускаясь возле пациента на корточки и беря его за запястье. — Ого, как пульс бьется. На что пан жалуется? — спросил он у Шершня.
— Голова болит, живот режет и распирает. Тошнит — мочи нет, — скривившись, ответил тот. — И припадки с младенчества… Помогите, доктор. Век не забуду.
Фельдшер заставил Шершня показать кончик языка, заглянул ему в рот, измерил температуру. После всего этого сокрушенно покачал головой и торжественно изрек:
— Необходимо серьезно лечиться. В стационаре… Я могу помочь только одним — сделать укол.
Он раскрыл саквояж, достал шприц, ампулу. К фельдшеру приблизился дежурный. Расстегнул кобуру пистолета, положил ладонь на его рукоять.
— Осторожней с ним, Юлий Остапович, — предупредил он. — Бандит это, лесовик. А они народ отчаянный. Схватит ножницы — и по горлу… себя или вас.
Пока фельдшер делал укол, дежурный не спускал с Шершня глаз. Это было совсем некстати: напрочь летел вариант, согласно которому фельдшер должен был передать Шершню оружие во время его осмотра или при оказании помощи. Значит, оставался другой вариант, более сложный и потому рискованный.
Юлий Остапович убрал шприц в саквояж, достал оттуда бумажный пакетик с каким-то порошком. Попросил одного из караульных принести стакан воды и велел пациенту выпить порошок.
— Это слабительное, — объяснил он. — Наверное, съели что-нибудь несвежее или ядовитое. Плохие грибы, к примеру… Пустяки, сбегаете несколько раз по нужде — и все будет в порядке.
Фельдшер щелкнул замком саквояжа, поднялся с корточек, глянул на дежурного.
— Я сделал все, что в моих силах. Припадок не повторится. Верно, больной принял слабительное и ему придется… сами понимаете. Начнется это примерно через полчаса. Ничего, нужник у вас под боком, так что это не проблема.
— Пускай сидит там хоть всю ночь, — ухмыльнулся дежурный. — Лишь бы к утру был на ногах.
Шершень понимал, что слова фельдшера адресованы ему. «Нужник у вас под боком…» Значит, оружие будет оставлено там. «Примерно через полчаса…» Тоже ясно: столько времени необходимо Юлию Остаповичу, чтобы раздобыть лошадей и организовать огневое прикрытие для бегства своего начальника.
Когда фельдшер, простившись, покинул помещение, Шершень немного постонал и затих. Но вот большие часы в деревянном футляре, висящие над столом дежурного, показали, что с момента ухода Юлия Остаповича прошло полчаса. Пора!