Тихий городок
Шрифт:
— Рад видеть, друже! — улыбнулся он, встряхивая сержанта за плечи. — С чем явился?
— Не с чем, а с кем, — поправил его казак. — Изловил в лесу занятного птаха, а кто такой — и я не знаю, и он не говорит. Может, тебе знаком.
Детина, не сходя с места, протянул к Шершню руку, ухватил за борта пиджака и притянул к себе, пристально всмотрелся в лицо.
«Смотри, смотри, только вряд ли что высмотришь. Крейцер цена была бы мне, референту службы безпеки, если бы меня мог узнать в лицо каждый встречный. А вот я тебя, Василь Горобец,
Бывший малоземельный крестьянин, подрабатывавший на жизнь кузнечным ремеслом. Весной 1942 года его хутор был сожжен аковцами, и Василь Горобец с тремя сыновьями ушел в лес. Однако в отличие от большинства подобных украинских беженцев, искавших спасения от оккупантов и польских шовинистов в ближайших сотнях ОУН, он создал свою боёвку. Провел несколько смелых, результативных операций против немцев и аковцев, что способствовало росту его личной популярности и быстрому увеличению численности боевки. К концу года он уже командовал крупным, хорошо вооруженным отрядом, в районе дислокации которого не было житья ни фашистам, ни аковцам.
Бывший кузнец проводил политику, в корне расходящуюся с приказами, которые спускала оуновская служба безпеки формированиям УПА. Так, он не уничтожал советских военнопленных, сбежавших из немецких концлагерей, и принимал в свой отряд, доверяя им даже командные должности. Он установил контакт с командованием расположенных поблизости подразделений Армии Людовой и участвовал вместе с ними в разгроме нескольких фашистских гарнизонов. В его отряде нашла приют часть партизан-ковпаковцев, рассеянных карателями в нефтеносных районах восточных Карпат. Не найдя общего языка со строптивым кузнецом, главари местных сотен УПА дважды пытались уничтожить его отряд, но безуспешно.
С приходом Красной Армии Василь Горобец стал одним из инициаторов переселения «польских» украинцев на землю предков — в пределы Советской Украины. Когда же бандформирования УПА начали террор против переселенцев, он был назначен командиром отряда самообороны в Крышталевичи, крупное украинское село. Прекрасно зная местность, имея в составе отряда самообороны немало своих бывших партизан, обладающих опытом ведения лесной войны, он стал грозой для здешних оуновцев…
— Не знаю такого, — произнес Горобец, ставя Шершня на пол, но не выпуская из рук. — Наверное, мелкота какая-то, простой боевик. Всю тутошнюю бандитскую верхушку я до одного в обличье знаю.
— Возможно, — сказал сержант. — Хотя… — в его голосе прозвучало сомнение. — По моему разумению, в тройке, с которой он шел, старшим был именно он. Ну да ладно, що тут гадать… Его дружкам от моих хлопцев никуда не деться, наверное, их тоже уже стреножили. Соберем всю троицу вместе, тогда и поговорим.
— Зачем ждать? — возразил бывший кузнец. — У него что, языка нет? Есть. Сейчас все нам и расскажет.
Горобец легонько отодвинул Шершня на расстояние своей вытянутой руки, после чего с такой силой рванул к себе, что у того потемнело в глазах, а голова закачалась
— Из чьей сотни? Хрына? Стаха? Бира?
— Хрына… — пролепетал Шершень.
— Куда и зачем шел?
— В сотню Стаха. Зачем — не знаю. Пан сотник велел сопровождать связника с пакетом.
— Врет, — раздался насмешливый голос сержанта. — Насчет связника не знаю, а у него имелось свое задание.
— Выходит, брешешь? — угрожающе процедил сквозь зубы Горобец, нахмурив брови. — Или меня за дурня принимаешь? А может, забыл обо всем? Ничего, сейчас вспомнишь… С моей и божьей помощью.
Он коротко размахнулся свободной рукой, но ударить не успел.
— У меня было свое задание, — быстро заговорил Шершень, выражением лица и всем видом желая показать якобы охвативший его ужас. — Оставить под пнем записку. Но кто и когда должен ее забрать — не знаю. Христом-богом клянусь.
— Вот теперь больше похоже на правду, — с удовлетворением проговорил сержант. — А кто явится за посланием — без тебя доведаемся. Да и твои дружки кое-що подскажут.
Тряся головой, Шершень вдруг, громко вскрикнув, повалился навзничь, принялся кататься по полу. Краем глаза успел заметить, что сержант и Горобец недоуменно переглянулись, а у дежурного от изумления отвисла челюсть
— Эй ты? Сказился, что ли? — раздался над Шершнем голос сержанта, и сильные руки прижали его к полу.
Вырвавшись, эсбист схватился обеими руками за живот и, громко подвывая, пополз в угол комнаты. Но тут на помощь сержанту подоспели Горобец с дежурным, и втроем им удалось удержать Шершня на месте. Брыкнув напоследок ногой, он жалобно заскулил и, распластав руки, замер. Глаза его закатились под лоб, язык наполовину вывалился изо рта, в уголках губ появилась густая пена.
— Неужто сдох? — испуганно спросил дежурный.
— Не верещи! — оборвал его Горобец. — Лучше тащи ведро с водой!
Поскольку перспектива быть облитым на ночь глядя водой Шершня не устраивала, он жалобно застонал и пошевелился. Приподнял голову, повел по сторонам отсутствующим взглядом.
Сержант похлопал Шершня ладонью по щекам, ухватил пальцами за подбородок, несколько раз открыл и закрыл ему рот. С силой ткнул ему кулаком в раздутый живот.
— Как каменюка, — сообщил он. — Ну прямо баба на сносях. С чего бы это? На неделю вперед нажрался? Причем на двоих с солитером? Ну прямо чудо чудное.
Никакого чуда здесь не было. Напрасно совсем недавно Шершень с пренебрежением вспоминал о «Центральной академии для членов ОУН» в Берлине: именно там его обучали симулировать внешние признаки ряда болезней, в том числе и разного рода припадки. Как кстати это пригодилось сегодня!
Шершень приподнялся на локтях, его взгляд остановился на дежурном. Будучи неплохим психологом, он уже определил, что самое сильное впечатление разыгрываемая им комедия оказывает на этого, возможно храброго, но явно излишне доверчивого человека.