Тихий гром. Книга третья
Шрифт:
Устроилась она возле куста акации, на большом плоском камне, где всегда полоскала. Ветерок, запутавшись в прибрежных кустах, сюда не достает, а солнышко припекает жарко. Вся эта сторона пруда гладкая, как зеркало, и спокойная. Только за серединой, к противоположному берегу, ершится едва заметная рябь. От полоскания по воде расходятся круги и в двух саженях затухают, переходя в едва приметную зыбь, а потом и вовсе сглаживаются в сверкающее зеркало.
Избушка Еремы стоит напротив. Берег возле нее голый, с краю песчаный. Там и долбленая
Вдруг Ядвига расслышала какие-то глухие звуки. Насторожилась, остановив свое полоскание. Звуки все нарастали, притягивая внимание Ядвиги. Левее избушки саженей на пять-десять, где выходила из лесу дорога, показался строй немецких солдат. Впереди — офицер. Схватив тазик с бельем, бабка отпрянула за куст и несколько секунд задержалась там, не зная, что предпринять. Потом с завидным проворством рванулась к своей хате, в момент попрятала все солдатские вещи, даже Васильев топчан выбросила, и бегом вернулась к ближайшим кустам, откуда просматривалась вся площадка на той стороне пруда.
Строй солдат, человек двадцать, остановился перед избушкой. Офицер подал команду, и солдаты, смешав строй, ринулись на полянку правее избы. Сам офицер, позвав одного из солдат, видимо, денщика, направился к избушке, четко печатая шаг.
Но дверь из крошечных сеней отворилась прежде, чем он ее достиг. Вышел дядька Ерема и остановился у порога. Офицер на ходу выдернул из кобуры пистолет и подойдя вплотную, выстрелил в хозяина.
— За что-о?! — хотелось закричать Ядвиге, но не выдала она себя.
Денщик оттащил убитого от двери, и они с офицером скрылись в избушке. Солдаты переговаривались громко, словно плохо слышали друг друга, смеялись. Бабка рвала свои черные, густые еще волосы, не зная, что предпринять.
В избушке офицеру нашлось чем заняться, потому как была там бутыль с вином, и бочонок с самодельным пивом, и хлеб, и сало, и огурцы малосольные. А солдаты от безделья принялись стрелять по лесным пичугам. Денщик выглянул из дверей и, убедившись, что идет невинная забава, вернулся в избушку.
Ядвига не знала, зачем пришли эти солдаты, что они собираются тут делать, но видеть это и терзаться в бездействии больше не могла. Бегом вернулась она в свою хату, схватила карабин, накидала в подоткнутый передник патронов и понеслась вокруг дальнего конца пруда. Все это заняло не более трех-четырех минут. Перевалив изгиб берега, она устроилась за толстым деревом, окруженным вблизи кустами терновника и бузины.
Глядя на нее, можно было подумать, что старуха тронулась умом и перестала соображать. Но смертельная опасность и бешеное возмущение против несправедливости к Ереме вселяли в нее холодную решимость.
Ядвига вскинула взведенный карабин и замерла в ожидании выстрелов солдат. Она стреляла одновременно с ними, потому никто не слышал ее выстрелов.
Раздались тревожные возгласы, началось паническое замешательство. Из дверей избушки вышел офицер с денщиком и остановился тут, громко спрашивая о чем-то солдат или приказывая что-то. Ядвига сжалась, в тугой клубок и прицелилась. Офицер тут же и рухнул, где стоял. Ее выстрел не выделился среди общей трескотни, но гибель командира посеяла еще большую панику.
Унтер-офицер, принявший на себя командование, пытался водворить порядок и требовал укрыться за деревьями. Но солдаты, как и сам унтер-офицер, не знали, от кого и как им укрываться, с какой стороны грозит опасность, потому вертелись вокруг крайних деревьев и палили в разные стороны наугад.
Услышав стрельбу, косари бросились домой. За полверсты до усадьбы они разбежались в разные стороны от тропинки и, соблюдая осторожность, проскакивали от дерева к дереву, от куста к кусту, чтобы остаться незамеченными. Но возле двора и огорода не было ни души, а стрельба слышалась из-за пруда.
— Доставай винтовки и патроны! — приказал Василий, а сам подался к берегу, чтобы увидеть, что там происходит.
На его глазах повалился унтер-офицер, вертевшийся возле лодки. Заметил нескольких немецких солдат правее избушки. В этот же момент над головой чиркнула пуля, и ветка, срубленная ею, упала на шляпу. (Фуражек у ребят не было, потому снабдил их Ерема старенькими соломенными шляпами.)
Пришлось прижаться к земле. Григорий, издали заметив предосторожность товарища, упал на живот и по-пластунски подобрался к Василию.
— Ну, чего ты разглядел тама? — спросил он, подавая винтовку.
— Да не враз тут, кажись, разберешься, кто с кем воюет, кто кого бьет… Видишь, вон возле лодки немец в каске лежит?
— Ну…
— Только что вот сейчас он свалился… Вон там, возле избушки, тоже ведь немцы лежат вповалку? Верхний-то, кажется, офицер. И вон правее избушки еще двое… Эт кто ж их побил-то?.. Баушка-то дома, что ль?
— Никого там нету, ни в избе, ни во дворе. Карабина бабкиного на стене нету, и топчан твой голый чегой-то во дворе валяется… Уж не старики ли тут воюют с ими, а солдаты хлебушек убирают. Умно?
— Вроде бы на то и похоже, — молвил Василий. — Хоп! Видал, вон опять один клюнулси!.. А вот куда стреляют они, разобрать никак не могу… Ты вот чего, Гриша, шагов на полсотни подвинься правее, чтоб на избу огонь их не наводить, ложись и лупи их. Стреляй редко да метко, не пали зря, себя не оказывай. А я на ентот конец пруда переберусь.
Немало подивился Василий, когда, огибая пруд, заметил Ядвигу, припавшую за деревом. Надо ж такую чудесную позицию выбрать! Подобравшись к ней сзади на четвереньках, сказал негромко: