Тихий Холм. Постскриптум
Шрифт:
– Замётано, – он кивнул. Наступила пауза. Ветер крепчал, шурша в кустах. Линия на горизонте сменила цвет на тёмно-серый. Миновав пост, в кампус въехал автомобиль, и фары на долю секунды скользнули по Колин и Шерил. В мгновенном ярком свете она увидела, что лицо Колина напряжено, лоб пересекает морщина. И поняла: сейчас он что-то скажет. Что-то важное.
Но он лишь глухо выдал:
– Ну, мне пора. Раз ты здесь, значит, уют и благоденствие на душе.
– Льстец, – буркнула Шерил, испытывая разочарование. Она догадалась, что вертелось
Поцеловав её напоследок, Колин спустился вниз. Теперь его силуэт едва различался в сгущающейся темноте. Ещё секунда – и растворится вовсе. Шерил, сама того не ожидая, окликнула:
– Колин?
– Да?
– Мы так и не сходили в кино.
Он остановился.
– Ты… всё ещё хочешь пойти?
Шерил вдруг разозлилась на саму себя. Господи, сколько можно ходить вокруг да около?
– К чёрту кино, Колин. Я хочу к тебе. К тебе домой. Если можно, завтра.
Молчание. Силуэт выжидал, размытый, чёрный, как один из тех проклятых кустов. Потом он шагнул к ней, снова обретая лицо – взволнованное, побледневшее, но счастливое.
– Шерил? Ты…
– Мне плохо, – она чувствовала, как усиливающийся ветер проникает под одежду и наполняет вены ночным воздухом. – Колин, Дуглас был… он был очень близким мне человеком. Почти отцом. Мне нужно…
Она замолчала. Колин осторожно положил ладонь ей на плечо. Не надо оправдываться. Но Шерил всё равно досказала: -… согреться.
– Хорошо, – сказал Колин прерывающимся голосом. – Думаю, это будет лучший день в моей жизни. Три – ноль, ага?
Оба рассмеялись, заставив ветер замереть в изумлении. Смех получился немного нервным, хотя они и не хотели.
Глава 7
Потом пришла ночь, и всё изменилось.
Укладываясь на постель, Шерил пребывала в приподнятом настроении, смешанном с возбуждением и чувством провала в бездонную пропасть. Нельзя сказать, что ей это не нравилось. Предвкушение завтрашнего дня было сладким и завораживающим, и она не сомневалась, что заснёт как убитая на волне этих мыслей. Но ежевечерняя порция болтовни с подругами кончилась, и Роуз с Кэрол притихли, выключив торшер. А Шерил всё смотрела в потолок – иногда любимейшее, иногда отвратительнейшее занятие, – и сна не было ни в одном глазу.
Часы фосфоресцировали зелёным отливом. Полночь. Короткий писклявый сигнал, и все цифры сменились на нули. «Завтра» наступило. В честь этого Шерил перевернулась на другой бок.
Постепенно все образы и мысли о свидании исчерпали себя и сошли на нет. В голове на некоторое время повисла пустота, как копилка, из которой вытряхнули монеты. Чтобы чем-то занять образовавшийся вакуум, Шерил начала считать овец. Курчавые ягнята весело прыгали через забор, неустанным блеянием окончательно изгоняя сон.
В полпервого на небосвод взошла луна, на этот раз чуть ущербная, и воздух снова пронизался голубыми струнами.
Дуглас.
Прекрати,
Он смотрел вечерние новости.
Картина ожила в памяти во всех подробностях – она поворачивает ключ и входит в дом, ступая осторожно, чтобы не встревожить отца. И видит его перед телевизором. Он сидит на кресле, уронив голову на грудь. Коврик под ногами окроплён кровью.
Он смотрел вечерние новости.
Чёрт возьми! … Дугласа убили! Его убили, как отца!
– Прекрати, – прошептала она, шевеля губами. Вдруг страшно захотелось пить. Шерил тихо встала, откинув одеяло. Хотела включить свет, но Роуз в этот момент заворочалась в постели, и она оставила выключатель в покое.
Бутылка с молоком в холодильнике была наполовину полна. Шерил жадно припала к горлышку, судорожно глотая холодную жидкость. Желудок недовольно забурчал, но жар в голове заметно ослабился. Когда бутылка опустела, она швырнула её в мусорную корзину и уселась за стол, обхватив лицо руками. Щёки горели, пальцы незаметно подёргивались.
Ну что, что такое? Успокойся. Всё прошло.
Вот именно. Всё прошло. Дуглас был последним, кто связывал её с прежней жизнью – маленькой, мирной, наивной; последним, кто увидел ту простодушную, страшащуюся незнакомого мира девушку, которая набирала отцовский номер, чтобы сообщить – всё в порядке. История стиралась вместе со своими свидетелями. Обычно мысль о том, что события той ночи потихоньку погружаются в чёрный пруд забвения, ободряла Шерил. Но не сегодня. Вновь захлестнуло до боли знакомое ощущение абсолютного одиночества, непонятости.
Хотя вкус молока ещё горчил на языке, её снова обуяла жажда. Шерил на этот раз не стала тянуться к холодильнику, а встала и вернулась на кровать. Нужно спать, чего бы это ни стоило. Ночь на то и тёмное время, чтобы вздорные мысли и глупые страхи обрели плоть. В лучах рассвета всё будет казаться просто смешным. Шерил на это искренне надеялась. Положив голову на подушку, она натянула одеяло до подбородка: привычка с детства, она не изменяла ей даже в самые жаркие ночи. Чтобы не видеть предательское серебро луны, она крепко закрыла глаза и так и не открывала, пока не заснула.
Спала она плохо. Даже сам переход в небытие давался нелегко – она не растворилась в тёплых волнах истомы, как обычно, а долго и болезненно пробиралась через хребты и ущелья темноты, пока наконец не добилась желаемого. Небытие сочило голубоватый свет, и она видела его под веками. Потом свет обратился в высокое осеннее небо. На небо набежали тени облаков, рваных и серых. Посреди этой картины пеплом кружила одинокая чёрная птица, потом улетела и она. Шерил поняла, что она смотрит на небо. А внизу, на земле, священник по второму кругу читал псалтырь над закрытым гробом. Люди сосредоточенно смотрели под ноги, дождь бил по их чёрной одежде.