Тихий ветер
Шрифт:
– Нужно вводить антибиотик! – сказала я. – Рана инфицирована.
– Запасы на исходе. Хватит только на два дня! – доложил Антоний.
– Чёрт! – вспылила Флеген. – Я попробую достать его раньше!
На смуглой коже чернорубашечника виднелись давно зажившие шрамы разных форм и размеров, как будто его часто истязали и до этого дня.
– Они совсем спятили! – охнула Флеген.
Я отвлеклась от процесса и бросила на неё взгляд. Марта прослушивала его лёгкие стетоскопом и показала на левую часть груди.
– Припухшая и бугристая кожа… – бормотала Флеген. – Она совсем недавно восстановилась. Этого солдата заклеймили совсем недавно. Чёртовы мазохисты! Татуировки им уже мало!
Подавив новый приступ отвращения, я вернулась к ране, мимоходом замечая новые синяки и ссадины, что темнели на груди и животе. Их было очень много. Его явно неустанно били, пока везли сюда. Но, судя по состоянию кожи, он уже знал, что такое боль.
– Сломана кость седьмого ребра, – диктовала Флеген видеокамере на потолке, продолжая обследовать пациента. – И восьмого. Лёгкие не задеты.
Они причиняли ему сильные муки, но он так гордо возвышался над теми, кто его пленил…
– Так, состояние стабильное, – через сорок минут заключила Флеген.
Она отступила от постели комитаджа и сняла маску.
– Мне нужно отчитаться в штабе. Действуем под грифом «Секретно». Это очень важно, слышите? Если растреплете кому-либо, вас отправят под трибунал. Я не преувеличиваю.
Мы все дружно закивали.
– Оставляю его на тебя, Мессарош.
Марта сжала моё плечо. Мы встретились взглядами.
– Этот офицер очень важен! Не отходи от него. Но будь осторожна.
– Да, я поняла.
Флеген отпустила меня и, снимая перчатки, обратилась к своим ассистентам:
– Антоний, пробегись по палатам, потом расскажешь мне обстановку. На тебе все остальные пациенты.
– Да, доктор Флеген! – кивнул тот и вышел.
– Анна, обработай ссадины на лице комитаджа. От Вивьен не отходи. Ты сегодня с ней дежуришь.
– Принято, доктор Флеген!
Марта покинула операционную.
В комнате звучал лишь индивидуальный монитор контроля гемодинамики. Он отмерял пульс комитаджа, его артериальное давление, температуру тела и насыщение крови кислородом.
Мы с подругой переглянулись. За масками лиц не видно, но я заметила, что она мне улыбнулась.
– Нос не сломан, только рассечение глубокое, – приступила я к работе. – Швы не требуются.
– Похоже, что он красавчик! – заметила любвеобильная Анна. – И кого-то мне напоминает.
Я привычно слушала её голос и занималась делом.
– Из-за него столько шороху наделали! Никто не видел, как его привезли. Такая тайна! Все молчат и шарахаются в стороны, стоит спросить о нём.
– Лучше не спрашивай! –
– Ты заметила, что с него сорвали погоны и все ранговые отличия?
– Нет, – бросила я. – Нужна ещё плазма.
Медсестра шмыгнула к шкафчику с медикаментами. Слова немного с опозданием добрались до моего понимания, пробившись сквозь дебри врачебных задач.
Я на мгновение посмотрела на лицо пленника. Анна умыла его и обработала множество ссадин, которые временно искажали черты его смуглого лица. На этот раз подруга оказалась права. Он действительно кого-то напоминал.
Чёрные растрёпанные волосы молодого офицера падали на лоб, что придавало ему мальчишеский вид. Густая чёрная щетина уже почти стала бородой, значит, он не брился несколько дней. Но ему не больше тридцати. Наверное, он талантлив или просто удачлив, раз им так заинтересованы. Хотя о какой удаче может быть речь, когда ему грозят долгосрочный плен и пытки? А судя по его явному настрою на долгое и упрямое молчание, от боли он и умрёт.
– И почему среди наших ребят нет никого, кто мог бы хоть чуточку походить на такого мужчину? – сокрушалась тем временем Анна и трепетно поправила его растрёпанные волосы.
Она уже явно нарисовала ему все возможные достоинства и лишила недостатков.
– Как можно меньше таких речей! – недовольно приструнила я разгульный девичий нрав и взглядом напомнила о пакете плазмы в её руке. – Лучше займись делом!
Я сделала последний шов и тщательно осмотрела ровный рядок стежков, который скоро станет новым шрамом на теле этого человека. Анна всё ещё тоскливо вздыхала над комитаджем, разматывая марлевый бинт.
– Давай отвезём его в ту палату, что в конце коридора. Мы только вчера её оборудовали, и ещё: она одиночная, – предложила я.
– А если?.. – засомневалась Анна.
– А если кто-то будет против, мы позовём Флеген. Она поддержит нас и не разрешит допрашивать пациента в ближайшее время. Им вроде он мёртвым не нужен.
– Поняла, – кивнула подруга и закусила губу, бросив напоследок влюблённый взгляд на пленного офицера.
– Неугомонная. – Я сокрушённо покачала головой и первая толкнула каталку с подключённой аппаратурой к выходу из операционной.
Полночь. Я шла по пустынному коридору с приглушённым на ночь освещением. Ноги в мягких закрытых тапочках не издавали ни звука, если не считать лёгкого шороха.
Я несла два стакана воды: один для меня, другой для комитаджа. Я подошла к его палате, у которой, прислонившись спиной к стене, на табуретке дремал рядовой. Он слишком поздно распознал мои шаги и быстро вскочил на ноги. Я была приставлена к пленнику на эти сутки, поэтому он молча отдал честь и открыл дверь.