Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы)
Шрифт:
Из горнила революции он вышел заметно помолодевшим и без заглавной буквы "С". Просто "Ученый". И характер его занятий тоже немножко изменился.
"ТИР- УЧЕНЫЙ. 10 ЗАЛПОВ ПО ВРЕМЕННОМУ ПРАВИТЕЛЬСТВУ" - свидетельствовала зазывная надпись над дощатым заведением около городской бани, которое он открыл незамедлительно после объявления нашей партией курса "Новой Экономической Политики".
Один художник-реалист, а по тогдашним временам - безработный, красиво нарисовал Гавриле Ивановичу за небольшую мзду портреты девяти министров и еще зачем-то - царя Николая. Так что за мелкую копейку всяк мог в них стрельнуть, а также это развивало глаз. Художник любил нанимателя и часто приходил подновлять пробитые мелким свинцом полотна, пока его не взяли рисовать с натуры каких-то важных людей. Гаврила Иванович первое время функции реставратора исполнял сам, и вскоре физиономии угнетателей приобрели такие фантастические очертания, что поток любителей меткой стрельбы значительно схлынул. А беда, как известно, одна не приходит, подружку за собой ведет - вскоре Гавриле Ивановичу при случайном выстреле случайно поранили глазное яблоко, и он окривел. Одноглазым Гаврила Иванович существовать не захотел и вскоре умер, оставив после себя на земле сына Гришу, основного героя моего рассказа...
...который я пишу ночью на кухне, уложив жену и ребенка Альфреда спать, и собираюсь рассказать я эту историю обстоятельно и подробно, потому что она не только интересна, но и поучительна, как интересно и поучительно все то, что изменяет жизнь человека в лучшую или худшую сторону. Правда, сам я не профессиональный писатель в полном смысле этого слова, а молодой рабочий, но я довольно культурный, если не сказать больше, и историей страданий фотографа Ученого занимаюсь потому, что это мое "хобби", а сейчас у всех есть свое "хобби", что по-английски значит "вторая профессия" или "желание", и когда я полностью закончу описание страданий, то пошлю его в какой-нибудь толстый журнал и попрошу совета, как дальше жить, а когда мне редактор пришлет ответ в фирменном конверте, где будет отвергнута просьба о напечатании, то я эту часть своей переписки покажу знакомым только потому лишь, что отказ будет вежливый и они ничего не поймут, а меня зауважают и будут со мной по разным интересным вопросам советоваться, а я на основании этого, глядишь, еще один рассказик накатаю, и у меня будет уже два рассказика, и я пошлю их в другую редакцию, и опять получу красивый конверт, и у меня накопится много-много красивых конвертов, и это будет - коллекция, а следовательно, еще одно "хобби", а чем больше "хобби", тем богаче духовный мир человека. Но "тсс", - как читал я в книге, - "наш герой заждался нас...".
...так вот. Младший Ученый получился совсем не таким, как папаша, по нэпачеству не пошел и все заведение с портретами продал некоему столяру, у которого было три жены и ни одного ребенка. На вырученные деньги он приобрел на барахолке самую лучшую фотокамеру, а именно аппарат фирмы "Кодак", построенный в далеко зареволюционные годы. Именно благодаря этой камере, а также стараниям бывшего владельца фотоателье "ГРАФ РИПЕР-ПИПЕР" Замошкина Ученый превзошел науку фото, побегав годик в фотомальчиках.
Ну, а потом прошло много-много лет, и вот воля моя как рассказчика переносит цепь событий прямо в фотолабораторию "К-ского комсомольца", освещаемую изнутри красными фонарями. 1959 год. Первое апреля. Сидит на кожаном стуле Григорий Гаврилович Ученый и строго смотрит на приказ об увольнении по собственному желанию. И, конечно же, в жизнь бы не поверил Григорий Гаврилович в такой приказ, потому что он читал в книжке "Золотой теленок", что так шутят. Но, увы, это оказалось жестокой правдой. И уволили его не за пьянство какое-нибудь и не за аморальное поведение, и не за прогулы даже, а по одной простой причине - больно паскудно стал Ученый за последнее время фотографии лепить, прямо безобразие: даже иногда глянцевать не заботился, ну как же так можно? И черт его знает, почему раньше это сходило, а теперь вдруг ни в какие ворота не полезло.
И не поверил Григорий Гаврилович в такой приказ и пришел на следующий день в редакцию газеты "К-ский комсомолец" и там встретил молодого человека с голубым университетским ромбиком на лацкане пиджака и желтого цвета журналом "Юность" в руках. И сказал молодой человек такие слова:
– Поверьте, это мне так немного неприятно, что как-то так, быстро, не спросясь, не поняв, не подойдя. Видите...
И держал он себя очень стеснительно по причине двойственного своего положения.
— Нет-нет, не огорчайтесь, - задумчиво отвечал Ученый, - вы - молодежь, у вас в нашей стране впереди великая дорога, а мы, старики, должны помогать вам и выручать вас по мере сил и способностей.
— Не огорчайтесь, - еще говорил Ученый, - ибо древние писали, что неприятность - это скорлупа ореха,
скрывающего неудовольствия. А впрочем, я за вас не боюсь и думаю, что вы с моим делом управитесь.
А ведь и верно. Что бы было молодому человеку с университетским значком и вправду не управиться с делом Григория Гавриловича, продукция которого, подобно говядине, разделанной в торговой сети, четко делилась на сорта и категории?
Был у него портрет, то есть лицо человека различной профессии. А также групповой портрет, где фотокор из хитрости в один ряд никого не ставил, создавая глубину изображения, чтобы не обозвали халтурщиком.
И еще этюды на четвертой полосе - "Славный денек" или "Объяснение" с подписями, содержавшими лирические многоточия. "В живописнейшем месте ельника под городом К., на берегу речки Игручая скоро расположатся светлые корпуса Дома отдыха колхоза им. Шеманского. Если его построят, то здесь отдохнут и поправят здоровье сотни сельских тружеников и членов их семей. Ну, а пока лес отдан... лыжникам, рабочим городских предприятий, студентам, пенсионерам. Ведь сегодня... воскресенье!"
Итак, было уже второе апреля, и Григорий Гаврилович вышел на апрельский тротуар и задумался, а так как пиво у нас в городе К. очень трудно достать, почти невозможно, то изгнанник отправился на колхозный рынок, где человек неизвестной национальности по фамилии Иванов из среднеазиатского колхоза "Первый Май" успешно торговал в розлив сухим вином.
И вот там-то Ученый и встретил давнишнего друга, которого все звали Сын Доктора Володя, или Фазан. С ним они когда-то давно вместе изучали хитрое дело мастера Дагера.
Друзья обсуждали разные мелкие проблемы, например полное отсутствие всякого пива в городе К. Фазан сказал, что это все потому, что умер Карл Францевич, наступила преждевременная кончина Карла Францевича, старшего мастера пивзавода.
— Хороший человек был, царство ему...
— Немпо он был ведь, да? Немец Поволжья?
— Угу. В сорок первом к нам попал...
...И я на секунду прерываю свой рассказ, чтобы почтить Карла Францевича, кудесника К-ского, точно, хороший он был человек, хотя и утверждал непосредственно перед кончиной, что является побочным сыном Санценбахера, того самого, что еще в Одессе пиво варил, что чистой неправдой оказывалось, если рассудить.
А также поговорили они и о том, как меняются времена. Вот совсем недавно торговали в городе К. вином а-адни грузины, а теперь ведь и не найдешь их при спиртном - все ушли в строительные организации.
— Веление времени, - растрогались фотографы.
— А ведь меня, Сын Доктора, тоже "ушли", - честно сказал Ученый.
Фазан немедленно заказал еще вина.
– Не могу смотреть, как эти мальчишки...
– невысказанная сердечная боль заставила старого бойца махнуть
рукой.