Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы)
Шрифт:
Но время показало, что они стали правые. Ибо ввиду пьянства у меня начались различные служебные неудачи, не говоря уже о личных, поскольку моя жена вскоре после всяких историй от меня совсем ушла. А служебные ужасы запрыгали один за другим, как черти. В частности, вот на такой же скамейке Савеловского вокзала города Москвы, где я в пьяном виде коротал ночь, не имея гостиницы, у меня неизвестные козлы и вонючки украли моток государственной серебряной проволоки, за которой я был послан самолетом в город Сызрань, так как у нас вставал из-за отсутствия этой проволоки цех, а у меня ее украли. Сам знаешь, что за это бывает...
—
— Ну, то, что я выплачивал, это - как божий день, хотя и тут нарушены были правила. Они не имели меня
права за этой проволокой посылать. Эта проволока должна пересылаться спецсвязью, потому что она - серебряная.
Но я сильно не возникал - у них на меня и другие материалы имелись.
Ну и вот. И таким образом я, совершенно пролетев, предстаю недавно пред стальные очи Герасимчука, а тот мне и говорит: "Ну, вот тебе, Иван Андреевич, последний шанц работы на нашем предприятии. А нет - так давай тогда с тобой по-доброму расставаться, потому что нам твои художества при неплохой работе уж совершенно надоели, и мы завалены различными письмами про тебя и просьбами тебя наказать, что мы делаем весьма слабо. Так вот тебе этот твой шанц. У нас истекает срок договора с теплично-парниковым хозяйством, и если нам не продлят договор, то этот чертов немец Метцель ставит нам неустойку. И мы плотим пять тысяч. А немец нам точно вставит перо, потому что он - не русский и никакого другого хозяйства, кроме своего, понимать не хочет. К тому ж он очень сердитый: у него парники, и к нему всякая сволочь ездит клянчить лук, огурцы, помидоры и редиску, имея блатные справки от вышестоящих организаций. А поскольку справки высокие, то немец их должен скрепя сердце удовлетворять, чтоб его не выперли с работы. И он их удовлетворяет, разбазаривая свое немецкое парниковое имущество, отчего он очень стал злой, и ты точно увидишь, что пять тысяч он с нас обязательно слупит..."
— А что же мне тогда нужно сделать?
– спрашиваю я, дрожа и догадываясь.
— А тебе нужно сделать, - нахально усмехается Герасимчук, - чтобы он нам договор пролонгировал на полгода, и нам тогда пять тысяч не платить.
— Это что такое значит "пролонгировал"? – обмирая и снова догадываясь, спрашиваю я.
— А это значит, чтоб он нам срок его исполнения продлил, дорогуша, - все так же усмехается Герасимчук.
–
И мы тогда не станем платить пять тысяч.
— Дак а что же он, дурак, что ли?
– вырвалось у меня.
– Зачем он будет продлять договор, зная, что он с
нас может получить пять тысяч?
— А вот за тем мы тебя и посылаем, - нежничает этот дьявол.
– Вот это тебе и есть твой шанц последней работы на нашем предприятии. Выполнишь - орел, сокол, премия, и все прошлые дела - в архив. Не выполнишь – ну уж и сам понимаешь, - сокрушенно развел он руками.
— Дак это вы что же, как в сказке, значит? – лишь тихо спросил я.
— Да, как в сказке, - подтвердил Герасимчук. И я от него так же тихо вышел, тут же решив совершенно никуда
больше не ехать.
Потому как ехать мне туда было совершенно не к чему. Ибо немца этого я знал как облупленного, равно как и он меня. Сам я с ним и заключал вышеупомянутый договор о поставке продукции. Причем немец совершенно не хотел его подписывать, а я клялся и божился, что все будет выполнено в срок на высшем уровне аккуратизма и исполнительности.
Так что ничего хорошего от моего дружеского визита к немчуре, за исключением того, что он просто велел бы вытолкать меня в шею, мне ожидать не приходилось. Отчего я и пошел к стенду около "Бюро по трудоустройству" искать новую работу.
Ну и там смотрю, что везде "требуется, требуется", а сам и думаю - черт с ним, съезжу, авось как-нибудь там это и пронесет - вдруг этот немец уже совсем сошел с ума и все мне сейчас сразу подпишет хохоча. А мне терять нечего.
С такими мыслями я и являюсь в это образцовое блатное хозяйство. И, гордо задрав плешивую голову, следую между рядами освещенных изнутри теплых стеклянных теплиц, полных огурцов, луку и помидоров для начальства. После чего и оказываюсь в кабинетике, где с ходу, не давая ей дух перевести, спрашиваю наглую от постоянных просителей секретаршу:
— Владимир Адольфович у себя?
— У себя, - нахально отвечает она.
— Я к нему.
— Одну минутку!
– вопит она, но я уже делаю шаг, открываю кожаную дверь и вижу, что там сидит мелкое
совещание. А во главе его ораторствует какой-то мужик, но он далеко не тот мой друг, бравый камрад Метцель, а какой-то совсем другой начальствующий мужичонка.
– Извините, - говорю.
– Помешал.
И делаю шаг назад.
А там секретарша Нинка на меня бросается, что, дескать, куда это я лезу, что Метцель действительно у себя. Но он у себя дома, потому что он месяц назад вышел на пенсию и сейчас сидит дома от обиды, что его на пенсию послали.
— А если вы насчет луку или огурцов, то у нас их нету, они будут в марте-апреле, а мы сейчас только лишь
произвели посадку этих культур, - говорит мне Нинка.
— Милая Ниночка, - отвечаю я ей.
– На кой же мне они сдались, ваши огурчики, свеженькая ты моя, когда я
к вам совсем по другому делу, связанному сугубо с производством, а не то чтоб все жрать да разбазаривать.
— Ну это тогда совсем другой коленкор, - успокаивается Нинка. И мне говорит: - Вы подождите, у него товарищи из Норильска. Они скоро закончат, и он вас примет.
— А я и жду, я и жду, - отвечаю. А сам думаю: - Господи! Да неужто уж и спасен?
Ну, часа всего полтора и прождал. Они все оттуда выходят, как из парилки. А я к оратору:
— Товарищ! Товарищ!
— Что? Нет!
– гаркнул он.
– Я! Мы идем обедать.
Луку нет, огурцов нет, помидоров нет!
– Да я...
– Нету луку! Нету огурцов! Вы прекратите эту порочную практику, понимаешь! Что у вас? Письмо? Откуда?
И он берет в ручки свои мою бумаженцию и долго в нее смотрит, ничего совершенно не понимая.
А тут Нинка-умница, чтобы свой ум доказать, хихикая ему говорит:
— Да нет, Мултык Джангазиевич, оне совершенно по другому вопросу. Насчет продления договора о поставке...
— А-а, - смягчился новый начальник.
– Что ж вы сразу мне не сказали?
Вынимает свою шариковую ручку, а у меня аж сердце захолонуло.
— Где расписаться-то? И что же вы это, товарищи, нас так со сроками подводите?
– журит он меня, держа мой
документ и свою авторучку вместе.
— Да мы... У нас реконструкция. Всего на полгода и продлить-то, - лепечу я.