Тихушник
Шрифт:
— Был я уже там — неважно учат. Скоро устроюсь. Друзья пообещали непыльную работу на спасательной станции, — уже серьёзно сказал Желтов.
— Вот и хорошо. Как устроишься, справку с отдела кадров принесёшь. Познакомься — это твой куратор, Семёнов Александр Фёдорович, прошу любить и жаловать, — сказал наставник.
— Любить — не в моём амплуа, а вот жаловать — точнее, жаловаться — наверно, на него придётся. Вижу по его глазам — не понравился я ему, даже мысли его прочёл — он хочет меня быстрей упрятать в тюрьму… Или я ошибаюсь? — сказал Желтов, состроив устрашающую гримасу.
Я заулыбался. Выдержал минутную паузу, как бы давая ему понять, что мне
— Я буду действовать, как написано в уголовном кодексе: нарушил его — получай своё. Это будет справедливо и по совести. Главное, «воры в законе» тоже придерживаются этих правил. Судьба оперов — ловить жулика, а у жулика — убегать, но делать всё нужно по закону.
Желтов выслушал мои суждения и поднял вверх руки, показав тем самым, что он испугался — якобы сдаётся перед моими словами.
— Вот стою и думаю — то ли поменять место жительства? Если вот такой правильный опер меня будет опекать, я долго в этой квартире не проживу, ждут меня «края далёкие», — ответил Желтов.
— Все под Богом ходим, — ответил я.
— Владимир Иванович, я «всё осознал и хочу покаяться». Жил я раньше неправильно, хочу начать с этого момента новую жизнь. Есть у меня «мечта» — сотрудничать с вами. Не хочу больше на зону: если такие «крутые» опера пришли вам на смену — у порядочных воров жизни дальнейшей не будет. Хочу вам сразу одну преступную банду сдать. В этой банде все — головорезы, они вычисляют в городе молодых оперов и на них нападают. Бьют ножами, даже пистолеты отбирают, — продолжил Желтов своё устрашение в мой адрес, нарочно вынуждая меня сорваться и наговорить лишнее.
— А-а, знаю одного из этой банды. Паренёк из Свердловска, бывший опер, уволили его недавно. Правда, уволили ни за что — «смотрящему» по их городу голову молотком пробил. Конечно, заявление он не написал, сам знаешь — не по понятиям это в воровских кругах, а вот соседи оказались тому свидетелями и сообщили в милицию. Руководство подстраховалось — взяли и уволили его из органов, так он банду создал — «Белая стрела, железный молоток». Я с ним вместе в школе милиции учился. Так вот, он мне недавно звонил — говорит, если будут какие проблемы с жуликами, то мне поможет — одним «смотрящим» на свете больше, одним меньше, тем более если можно будет поживиться в его хате. Если повезёт и общак воровской найдёт — деньги лишними не бывают, хоть и криминальные. Вот он в этой банде главный, — ответил ему я, подражая манере общения Желтова, на его же блатном языке.
— Придётся мне, заходя в подъезд, на голову каску надевать? — продолжил разговор «смотрящий».
— Не поможет. Можешь моим словам не поверить, но участились случаи, когда сам Господь Бог вставал на сторону оперов. Ты же верующий? Вижу, у тебя и крестик на шее висит. Он, как и мой дружок, — бьёт молотком людей по голове — но тех, кто не хочет жить по людским законам. Бог — он справедлив! Главное, свидетелей не удастся найти — Бог же невидим.
Желтов смотрел на меня, и по его глазам было видно — я ему не понравился. Видимо, впредь мне нужно быть с ним осторожнее.
— Поживём — увидим, куда нас жизнь заведёт, но всё равно я «рад» познакомиться с вами. Мама, выйди, пожалуйста, к нам — «дорогие» гости к нам пожаловали.
Из комнаты вышла женщина и поздоровалась с нами.
— Володя у меня сейчас не хулиганит, это улица его в детстве испортила. Сейчас он изменился — с девушкой познакомился. У них серьёзные отношения, думаю, скоро поженятся. Вот устроится на работу и будет жить нормальной жизнью, как все люди… Он у меня хороший. Я вот всю жизнь проработала на заводе, скоро на пенсию, сын мне сказал, что он с прошлой жизнью покончил. Я ему верю, поверьте — мой сын не такой, каким вы его знаете по прошлой жизни. Он и в магазин сходит за хлебом, и по хозяйству поможет, — пояснила нам мать.
Я слушал женщину и практически поверил её словам. Но взглянув на лицо Желтова, понимал — в его глазах только ложь, у них с матерью тандем, и эта сцена — встреча с сотрудниками милиции — отрепетирована уже сто раз (тем более, что участковый инспектор у них частый гость). Всё же верить никому нельзя — особенно в оперской работе. Наверно, со временем даже в себе буду сомневаться. Да, в этой работе ухо точно нужно держать востро — расслабишься — согнут в бараний рог, как щенка, и «будь здоров, Иван Петров».
— Маргарита Ивановна, — сказал Владимир Иванович, — мы не сомневаемся, что Володя изменился. Но и вы нас поймите, работа у нас такая: мы обязаны проверять вашего сына до тех пор, пока с него не снимут надзор. Ему быть под надзором, по-моему, около года осталось? Потерпите уж наше присутствие.
Попрощавшись, мы вышли в подъезд, спускаясь с лестницы, наставник поднёс указательный палец ко рту и сделал им знак, что говорить пока нельзя. Вышли во двор, пересекли его, свернув на улицу, не проронив ни слова. Я не понимал, в чём суть молчания.
— Запомни и возьми за правило: прежде чем зайти в любой подъезд — будь осторожен, жулики могут тебя поджидать и на нож поставить. Открой дверь, немного задержись — пусть глаза привыкнут. Если темно в нём, поднимайся по лестнице и внимательно смотри вверх. Бывает, молодёжь стоит на площадке, ищет повода подраться, а ты никого из них не знаешь. Могут тебя не пропустить, к чему-нибудь да придерутся — слово за слово, завяжется драка, и не всегда выйдешь из неё победителем. Лучше не рисковать — вернуться обратно. Ходить по подъездам и по квартирам — это каждодневная наша работа. Да, и в автобусе когда будешь ехать, тоже возьми за правило — ищи место, где встать. Лучше в углу салона, чтобы ты всех видел — оно для нас, оперов, самое безопасное. Возможно, в автобусе едут карманные воры — повезёт, поймаешь «на кармане», но задержать их с поличным — трудно. Врагов среди жуликов у тебя с каждым днём будет всё больше и больше — есть среди них и неадекватные, могут и «на нож поставить», как я тебе говорил. Ты слышал, как с тобой «смотрящий» разговаривал? Как подбирал слова, как на провокацию вынуждал? Это ещё цветочки, он более адекватный жулик, не то что его друзья — отморозки.
Я слушал и поймал себя на мысли, что разговорная речь у опера отличается от повседневной, что в обиходе у гражданских людей, наверно, и я со временем буду разговаривать таким сленгом. Не хотелось бы, но нужно научиться контролировать свой лексикон. На работе — один стиль общения, с домашними — другой. Как это делают актёры в театре. Нужно только представить, что рабочий день в уголовном розыске — это сцена, и все персонажи на ней — актёры.
— Недавно нашему оперу в квартиру забросили самодельную гранату, — продолжал Владимир Иванович, — перед этим связав верёвкой дверные ручки на площадке. Он и его семья — жена и маленький ребёнок — находились дома. Живут на третьем этаже, от взрыва произошёл пожар. Слава Богу, что есть у него в квартире балкон — там и спаслись, пока пожарные не приехали и не потушили вовремя огонь, а то бы сгорели. Это я тебе не для устрашения говорю, а так — для того, чтобы не расслаблялся.