Тили-тили тесто
Шрифт:
Вика встревожено посмотрела на него:
– Стас, ты чего? Он же маленький! Да и раньше тебя это не злило.
– Забирай, – он вручил ей дипломат. – Я на тренировку, а потом спать. Завтра важная игра. Так что... Я пошёл.
– Ты что, не зайдешь? – в серых глазах Вики явно читалось удивление. – Мы же собирались вместе телек посмотреть. Сегодня в программе "Москва слезам не верит"... Ты говорил, что игра не такая сложная, товарищеский матч.
– Я же сказал, мне надо на тренировку! – её непонятливость раздражала. – Завтра тоже не жди. Я пораньше уеду на базу, после игры
– Ну, хорошо, – Вика прижала дипломат к груди, поежившись, будто ей стало холодно тёплым майским днём. – Тогда до понедельника, – она привстала на цыпочки, подставляя щёку для поцелуя, но Стас в этот момент круто развернулся и направился к автобусной остановке.
"Только не оборачивайся, – приказал он сам себе. – Ничего с ней не случится, если разок-другой без меня вечером посидит. Тем более, пусть привыкает. Скоро меня здесь не будет".
Стас солгал Вике, на тренировку ему не надо было. Дождался автобуса и поехал домой. Сегодня с утра он уже выполнил свой норматив, да и тренер велел отдохнуть перед игрой. Она действительно была важной, но не для команды. Для него лично. От того, как Стас завтра отыграет, будет зависеть его будущее. Дмитрий Ефимович рассказал, что на игру приедут тренера из самого ЦСКА. Стас собирался сделать всё, чтобы попасть в этот клуб, а потом и в сборную. Абсолютно всё! Поэтому сегодня ему следовало настроиться на игру, а не смотреть слезливую картину по телеку.
Он был уверен, что сможет занять достойное место в главной команде страны. Мечтал, чтобы о нём говорили так же, как о Харламове. Тренировался по несколько часов в день, отказывал себе в радостях, которые позволяли себе его ровесники. За свои семнадцать лет Стас ни разу даже не нюхал спиртного, за километр обходил любого курящего человека. Он рассчитывал, что всё это не напрасно. Впереди его ждут игры, которые войдут в историю. И приятные последствия: жизнь в Москве, приличные деньги, автомобиль. Стас даже записался в ДОСААФ, чтобы получить права.
А ещё... Девушки... Да-да! Красивые, как куколки, московские девушки, которые ждут их после игр. Куда Вике с её комсомольскими ориентирами до этих красоток. Она до сих пор краснеет, если он просит поцеловать в губы. Ей не понять, что он уже взрослый мужчина, и ему давно опостылели эти поцелуйчики в щечку, а последние полгода его очень злило, когда их называли женихом и невестой. Как будто он ей предложение сделал. Ну и что с того, что они дружат с детского сада? Его ждет великое будущее, а Вика...
С тех пор, как он понял, что получить женскую ласку проще простого, и в мире полно девушек, которые не требуют ничего взамен, даже ухаживаний, Стас решил, что торопиться вешать хомут на свою шею он не станет. И пора уже дать понять Вике, что все эти игрульки в жениха и невесту ему не просто неинтересны, а кажутся посягательством на свободу.
С такими мыслями он добрался до квартиры, пообедал, немного потренировался, поколотив боксерскую грушу, и принялся разгадывать кроссворд. Тренер настаивал, чтобы они укрепляли не только тело, но и мозги...
Немного постаравшись, Стас сумел запретить себе думать и даже вспоминать, какой сволочью он почувствовал себя, когда не поцеловал Вику. И какой пронзительно прекрасной она была даже в обычной коричневой школьной форме с аккуратно заплетенной золотистой косой.
***
Вика смотрела Стасу вслед до тех пор, пока он не завернул за гаражи. Потом, стряхнув с себя оцепенение, вызванное его непонятной резкостью, кое-как собралась мыслями и, нацепив на лицо дружелюбную улыбку "умницы и хорошей девочки", подошла к своему подъезду, приветливо кивая бабулям на лавочке:
– Здравствуйте, баб Тонь, баб Мань. Чудесная погодка стоит!
– А чавой-та твой убёг так резво? – милостиво кивнув, спросила грузная баба Маня. – Нешто разругались?
– Аха, чавой-та он? – поддержала подружку худая, как щепка, баба Тоня.
– Да игра у него важная, – не моргнув, ответила Вика, хотя на сердце противно заскребли кошки. – Нервничает, понятно. Он же очень ответственный. Настоящий комсомолец.
– Ну, дело ясное... – хором протянули бабульки и, перебивая друг друга, принялись рассказывать, как их супружники болеют заместный "Конструктор", и сколько валидолу выпивают во время каждой игры...
Так что Вике пришлось выслушивать пенсионерок и вежливо пояснять им кое-какие правила игры в хоккей. Благо, за одиннадцать лет дружбы со Стасом она научилась разбираться в этом не хуже самого маститого арбитра.
От затянувшейся беседы спасла мама: высунувшись из окна, та нарочито грозно окликнула её:
– Виктория! Ты почему домой не идешь? Я тебя заждалась!
– Ой... – Вика поспешно извинилась перед бабушками и с облегчением влетела в подъезд.
– Роднуля, спасибо, спасла от мучительной казни! – забежав в кухню, Вика повисла у мамы на шее, – с меня шарлотка!
– Две, – улыбнулась мама. – По шарлотке за бабушку. Борщ сейчас будешь? Или Стаса подождешь?
– Сейчас, только переоденусь и руки помою... Стас не придет сегодня. И завтра он тоже не сможет...
Если маме что-то и показалось странным, вида она не подала. И хорошо, потому что Вика понятия не имела, как объяснять, почему в последнее время Стас стал всё реже заходить к ним. И откуда появилась эта надменность в его глазах? Ведь еще полгода назад ничего подобного не было.
– Дочур, – дождавшись, пока тарелка с борщом опустеет, мама присела рядышком, беспокойно теребя в руках полотенце, – папа твой заходил сегодня, спрашивал, можно ли ему на вручение аттестатов сходить? Он ведь любит тебя...
– Нет! – не желая слушать дальше, Вика вскочила из-за стола и грозно сдвинула брови. – Чтобы ноги этого алкаша не было в школе!
– Ну, зачем ты так, – тихонько сказала мама. – Он пять лет не пьет, работает в вечерней школе. Очень хочет, чтобы ты его простила.
– Ни за что! – Вика топнула ногой. – Простить, что он напивался и пел песни на крыше? Позорил нас? Простить, что вынес из дома все продукты, украл твою зарплату? Украл твое обручальное кольцо? Мама, как ты можешь? Забыла, как соседи на тебя пальцем показывали?