Тили-тили тесто
Шрифт:
Вика это понимала. Но даже когда она с этим пониманием пыталась сходить на дискотеку или погулять с подружками по парку, всё заканчивалось в тот момент, когда какой-нибудь парень пытался с ней познакомиться. Вся её сущность начинала протестовать: "Это не он, не он, не он...". И так каждый раз. И ведь ребята были хорошие, умные, приятные, некоторые так просто красавцы, но ни один из них не был Стасом Косогоровым...
Когда часы показали полдень, Вика не выдержала: "Я только поздороваюсь с ним и всё. Посмотрю на него и сразу уйду, – убеждала она себя. – Скажу, что пришла проведать
Когда их дружба только началась, Стасик очень стеснялся заходить в гости к своей воспитательнице, поэтому всегда ждал Вику, тогда еще Викусю, сидя на ступеньках, прямо напротив их двери. Потом, став школьником, Стас на этом месте ждал её по утрам, чтобы лишний раз не разбудить маму, которая любила подольше поспать в те дни, когда работала во вторую смену. Ну, а когда Стас начал уезжать на сборы, он никогда не предупреждал Вику о возвращении, а вот так потихоньку усаживался на лестничной клетке и ждал пока она куда-то пойдет, чтобы улыбнуться и сказать "вот и я".
Сейчас Стас сидел на лестнице, сжавшись в комок. Некоторое время он словно не замечал её. Потом, вздрогнув всем телом, поднял голову:
– Викаааа... – его глаза странно блеснули, а голос звучал незнакомо. – Такая нара...дная, каааккан...фетка. В гости идёшь?
Вика с недоумением оглядела свое ношеное не первую осень пальто и довольно потертые польские сапожки, что достались ей от дочки маминой подружки. Стас по сравнению с ней всегда был одет куда наряднее. А сейчас, так вообще, был в модной дутой куртке, джинсах и кроссовках.
– Чёоорасте... рялсь? Н-не поним-машь, дааа? До сих пор? Ты ум... умудряшся быть нарядной во всём, даж в шкльной форме. Неужель ник-кто тебе этого не обснил? Так воооот – грош им всем цена...
Стас поднялся, и тут Вика чуть не подпрыгнула от удивления. Он всегда был высоким и мускулистым, но сейчас возвышался над ней как гора. Чтобы заглянуть ему в глаза, пришлось высоко запрокинуть голову...
– Стас, ты вырос...
– А ты – нет, – с такой же странной интонацией заметил он, шагнув навстречу.
– И ты выпил!
Стас подошел к ней и осторожно, словно она была фарфоровой, сжал её плечи:
– Н-ну, д-да, прпыстилрюма... шку... Одну...чесслово! Вика, не пргоняй меня, пж... пжласта... – окатив водочным амбре, он умоляюще заглянул ей в глаза. – Не п-пргоняааай, а!
– Да бог с тобой, заходи. Куда я прогоню тебя, в таком-то состоянии.
Стас криво ухмыльнулся:
– Камсмлка Науменква, мне не паслышлсь, ты упомя ... нула бога? А как ж т-твой воин...воен...ик... ат-теизм?
– Может быть, я и не выросла физически, лейтенант Косогоров, но ума у меня, определенно, прибавилось. Еще вопросы есть?
– Есть, – Стас перешел на шепот. – А мамк не буит руга..ик...са, если я зайду?
– Думаю, нет. Она никогда не была против тебя, а сейчас мамы и вовсе нет дома, она у бабули. Вернется, как обычно, завтра в...
– Девять срк семь? – закончил Стас. – Пооомню... Мы встреча...ли её с эт-того авто...бса лет-том. Она т-тогда мешк-ками яблоки воз... ик ...ила.
– Да-да... Ну, заходи уже. А то соседи уши греют.
Вика усадила Стаса на кухне, поставила чайник и достала из буфета баночку с вареньем.
– В-вишнёооовое, – расплылся в улыбке Стас, – без ко...стчк.
– Твоё любимое, – Вика дала ему ложку. – Ешь, я помню, ты всегда хомячил прямо из банки.
Стас протянул руку, обхватил огромной рукой её запястье и потянул к себе. Мягко, как будто давая возможность вырваться. Но Вика без сопротивления уселась ему на колени и прижалась щекой к груди. Может быть, Стас и вырос, подумалось ей, но пах он точно так же, как тогда. Теплом и сдобной булкой. Конечно, в палитре ароматов сегодня ощущались сильные нотки спиртного, но они не отталкивали Вику. Нисколько.
Стас обнял её, ласково прижал к себе, и так они сидели, пока не закипел чайник. Молча, но казалось, будто разговаривают их сердца и души. Чай пили тоже молча, чинно рассевшись по разные стороны стола. Только пожирали друг друга глазами, будто заново изучая.
Но потом Стаса словно прорвало. Он сполз к её ногам, положил голову ей на колени и разрыдался. Не смущаясь, не сдерживаясь, выплескивая из себя всю боль, он плакал так, как никогда не позволял себе, даже в детстве, размазывал по щекам слезы, давился, выл. Он горевал по отцу, винил себя в том, что не смог проводить его, благодарил Вику за помощь. А ей только и оставалось, что гладить его по голове, перебирая непослушные русые пряди пальцами, и шептать какие-то жизнеутверждающие слова. Когда он выдохся, когда слезы иссякли, а боль, выплеснувшись наружу, стихла, Вика умыла его, отвела в свою комнату, уложила на софу и, откинув любые сомнения, примостилась в его объятиях. Потому что это был Стас, потому что ему сейчас было плохо.
***
Стас открыл глаза и некоторое время просто разглядывал потолок. Вот эта трещинка ему в детстве всегда напоминала собаку, а эта – птицу... Стас моргнул, однако собака и птица остались на своих местах. Когда он, не веря себе, опустил взгляд, то увидел, что на его груди лежит белокурая головка... Вика? Всё было в самом деле? Так это был не сон!
Он действительно здесь, а Вика... она сейчас сладко спит, прижавшись к нему. Стас трясущейся рукой осторожно провел по золотистым волосам, упиваясь их мягкостью и шелковистостью. Господи, как же он по ней скучал. Как же ему не хватало её! Вика вздохнула и потерлась щекой о его ладонь. И всё... Его разум взорвался.
Стас схватил её за плечи, уложил на спину и принялся целовать, как ненормальный, позволяя своим ладоням поглаживать её крепкую грудь, плоский живот, округлые ягодицы. Он сорвал с Вики водолазку, стащил лифчик, не прекращая целовать, снял с себя свитер и, желая слиться ней, прижался обнаженной грудью к её теплому телу. Вика застонала, попыталась что-то сказать, но он, не желая слышать её отказа, впился ей в губы. Понуждая открыться ему, впустить его язык, дать ему насладиться её вкусом.
– Не прогоняй меня, Вика... – прохрипел он, оторвавшись от неё. – Умоляю, сладкая моя, не прогоняй. Ты же моя единственная радость, только ты...