Тим Талер, или проданный смех (худ. Н. Гольц)
Шрифт:
— Я пришел к вам в связи с тем, что завещание о наследстве юридически еще окончательно не оформлено, — сказал этот португалец с голландской фамилией. — Речь идет об акциях с правом решающего голоса, о так называемом контрольном пакете акций, принадлежащем барону. Вы разбираетесь в акциях?
— Нет, — ответил Тим, глядя в окно.
В эту минуту коляска барона подкатила к аэродрому.
Синьор ван дер Толен медленно раскачивался в плетеной качалке. Его белесо-голубые глаза пристально смотрели на Тима сквозь стекла очков. Взгляд у него был холодный, но не колючий.
— Так вот, с акциями дело обстоит следующим образом…
Барон, сидевший в коляске, обернулся и помахал Тиму рукой. Тим помахал ему в ответ.
— Акции представляют собой долю участия в капитале…
Теперь разноцветный всадник отделился от белой стены. Селек Бай поскакал навстречу коляске Треча.
— Мне придется пояснить мою мысль наглядным примером. Вы меня слушаете?
— Да, — ответил Тим и отвел взгляд от окна.
— Итак, представьте себе, господин Талер, что решено разбить сад. (Тим кивнул.) Но человеку, который взялся за это дело, не хватает денег чтобы купить все нужные для сада молодые яблони, и он засаживает только одну часть сада. Остальные яблони покупают и сажают другие люди. Когда же яблони вырастают и начинают приносить плоды, каждый посадивший яблони получает такую часть яблок, которая соответствует количеству посаженных им яблонь. Причем в каждом году количество яблок, составляющих эту часть, разное.
Тим принялся считать вслух:
— Значит, если я из ста яблонь посадил двадцать и в саду собрали сто центнеров яблок, то я получу из них двадцать центнеров? Правильно?
— Не совсем! — Синьор ван дер Толен едва заметно улыбнулся. — Надо заплатить садовникам и рабочим. Кроме того, деревья, которые не принялись, необходимо заменить новыми. Но мне кажется, вы уже примерно поняли, что такое акции.
Тим кивнул:
— Акции — это те деревья, которые я посадил. Они — моя доля в саду и в урожае.
— Очень хорошо, господин Талер.
Синьор ван дер Толен снова начал молча раскачиваться в качалке, а Тим опять взглянул в окно. Коляска уже возвращалась с аэродрома обратно в замок. Селек Бай, как и вчера, сопровождал ее верхом. Рядом с Тречем в коляске сидел полный, лысый господин.
— Барон уже возвращается в замок, синьор ван дер Толен.
— Тогда я коротко изложу вам мою просьбу, господин Талер. Завещание составлено таким образом, что новый барон…
— Как так новый барон? — перебил его Тим. Но тут он заметил по лицу коммерсанта, что тот ничего не знает о тайне барона. Поэтому он быстро добавил: — Извините, пожалуйста, что я вас перебил.
Несмотря на то что ван дер Толен глядел на него, высоко подняв брови, Тим не сказал больше ни слова. И синьор ван дер Толен начал сначала:
— Завещание составлено так хитро, что новый барон имеет возможность оспаривать в судебном порядке ваше наследство, если он этого захочет. Впрочем, это касается только его и вас. Меня здесь интересуют лишь акции с решающим голосом.
Тим увидел в окно, что коляска и всадник остановились у подножия лестницы. Господа, очевидно, вели оживленный разговор.
— А что такое акции с решающим голосом? — спросил Тим.
— В нашем акционерном обществе, господин Талер, есть несколько акций стоимостью примерно в двадцать миллионов португальских эскудо. Те, кто владеет ими, имеют право решающего голоса в правлении общества. Только от них зависят все решения — больше ни от кого.
— И я наследую эти акции, синьор ван дер Толен?
— Часть из них, господин Талер. Остальные принадлежат Селек Баю, мистеру Пенни и мне.
Мистер Пенни, очевидно, и был тот лысый толстяк, который сейчас медленно поднимался вверх по лестнице в сопровождении Треча и Селек Бая.
— И вы хотите купить у меня мои акции с решающим голосом?
— Если бы я и хотел, то все равно не мог бы этого сделать. Пока вам не исполнится двадцать один год, акциями распоряжается барон. Но когда вы вступите в законное владение наследством, я охотно куплю у вас эти акции. Я предлагаю вам за них уже сейчас любое из предприятий нашей фирмы. Это предприятие будет принадлежать вам даже в том случае, если ваше право на наследство будет по какой-либо причине объявлено недействительным.
Португалец поднялся с качалки. Рот его снова превратился в закрытую пасть акулы. Он сказал на этот раз необычайно много по сравнению с тем, сколько говорил всегда. Теперь очередь была за Тимом. И Тим сказал:
— Я обдумаю ваше предложение, синьор ван дер Толен.
— Пожалуйста, обдумайте его, господин Талер! У вас есть на это еще три дня.
С этими словами коммерсант вышел из комнаты Тима.
Когда Тим снова глянул в окно, лестница, ведущая к замку, была уже пуста.
Тим остался один. Здесь, в башне замка, сидел мальчик по имени Тим Талер, четырнадцати лет от роду, выросший в узком переулке большого города; мальчик без улыбки, но по власти и богатству — будущий король. Король — конечно, лишь в том случае, если такая корона будет иметь для него какую-нибудь ценность.
Тим до сих пор не имел еще полного представления о размерах своего богатства. И все же он знал, что громадная флотилия судов фирмы барона Треча пересекает моря и океаны. Он догадывался, что самые громадные рынки мира, как тот рынок в Афинах, изо дня в день и из года в год умножают его богатства; он представлял себе целую армию директоров, служащих и рабочих — сотни, тысячи, может быть, даже десятки тысяч людей, исполняющих его приказы. Эти картины щекотали самолюбие Тима. Он казался себе похожим на одинокого баварского короля из сказки о котором с таким восторгом рассказывала старенькая учительница в школе на уроке истории. Он мечтал, как проедет в золотой карете, сопровождаемый скачущим на коне Селек Баем, мимо булочной-кондитерской фрау Бебер, на глазах у всего переулка. А соседи будут стоять и смотреть на него, широко раскрыв рты.
На мгновение мальчик в башне забыл о своем потерянном смехе — он мечтал, он придумывал сказку о том, как он стал королем.
Но действительность выглядела по-иному. Действительность звалась маргарином и готовилась вскоре грубо напомнить ему о его потерянном смехе.
Лист двадцать третий.
ЗАСЕДАНИЕ
В замке был специальный, обитый панелью зал для заседаний, посредине которого стоял длинный стол с глубокими креслами. Тот, кто входил в этот зал, сразу обращал внимание на картину в тяжелой золотой раме, висевшую на стене против двери. Это был знаменитый автопортрет великого художника Рембрандта; искусствоведы всего мира считали эту картину пропавшей во время последней войны.