Тимур. Тамерлан
Шрифт:
— Хазрет хочет, чтобы надо мной смеялись? Построила себе большую усыпальницу, она развалилась, и я — под бочок к мужу, да?
— А что тут плохого или достойного осмеяния?
— Просто хазрет не любит меня. Конечно, у него когда-то были любимые жёны, Айгюль Гюзель и Улджай Туркан-ага. Их он любил.
— Сейчас я начну сердиться!
— Все знают, что сердиться великий Тамерлан умеет.
— Да, и рассержусь! Глупо вкладывать немыслимые деньги в тщетные попытки предотвратить развал мавзолея. Если вино перебродило, из него уже не получится нового вина. Если мясо подгорело, никакого удовольствия есть его. Если здание разваливается на глазах, лучше построить новое.
— Всё понятно. На безумные дастарханы можно тратить немыслимые деньги, а на…
— Вот сейчас уж я точно рассержусь!
Сарай-Мульк тяжело вздохнула, поднялась и направилась к двери.
— О Аллах! — простонал
«Вот это другой разговор, — с облегчением вздохнула Сарай-Мульк. — Всё-таки я была права, что нужно ловить его именно в это утро!»
Глава 18
Искендер о Тамерлане
(Продолжение)
К северу от Мавераннахра и Хорезма, пока ещё невеликих владений Тамерлана, простирался бескрайний Джучи-улус, совокупный из Золотой Орды, Синей Орды и Белой Орды. На закате [118] Джучи-улусу подвластны были земли русские — рязанские и московские, владимирские и галицкие, киевские и псковские, новогородские и ярославские, а на востоке — земли сибирские, полуночные же — земли югорские, а полуденные — Хорезм да кипчаки. Хорезм был Тамерланом присвоен, и оттого в Джучи-улусе против вора поднялись ханы, желая его наказать и урезать, ибо Хорезм-город от Чингисхана заповедан был яко земля Джучиева.
118
На закате — то есть на западе.
Но ханы в трёх Ордах не могли между собой согласовать, кому главнее других быть, и, видя силу Тамерлана, не решались без согласия друг с другом выступить против него. Злее всех на разбойника изострял меч свой царь Белой Орды Урус-хан. Он же хотел и весь Джучи-улус подчинить своей державе. И съехались цари ордынские на свой курултай — съезд, дабы решить, кому быть великим ханом. На том курултае князь Мангышлакский именем Туйходжа-Оглан против Урус-хана слово держал, и Урус-хан за то казнил его лютой казнью, а не был избран царём над царями ордынскими. Тогда восстал сын Туйходжи-Оглана, по имени Тохтамыш: сей бежал к Тамерлану и клялся выгодно услужить разбойнику, а тому давно алчно взиралось на богатый Джучи-улус. Мечтал Тамерлан пройти его насквозь и разорить благословенную и богохранимую страну Русскую.
Дважды обряжал Тамерлан Тохтамыша супротив Урус-хана, и дважды Тохтамыш бит был Урус-ханом. Тогда решил Тамерлан сам идти войной на Орду Белую и повёл войска за собою. С ним же и битый-перебитый Тохтамыш, сын князя Мангышлакского. Тот же Мангышлак — земля безводная и бедная между двумя морями — Хорезмским и Абескунским [119] . Шёл Тамерлан через земли огузов, а зима была лютая, и бессердечный разбойник выгонял несчастных огузов из их жилищ и заставлял замерзать на морозе домертва, хотя и ни в чём они не были перед ним виноваты, только тем, что безбожный убийца почитал древнего воина Кесаря, именуемого у туркменов Кайсаром, паче же всего слова Кайсара, который говорил своим воинам: «Войну войною питайте и сим победите». И толковал Тамерлан сии слова так: когда идёте воевать с кем и через какие другие земли проходите, бейте невинных жителей той земли, дабы ещё лютее бить врага своего, к коему путь держите.
119
Хорезмское море — Арал, Абескунское море — Каспий. Кайсар — Гай Юлий Цезарь.
Вскоре Урус-хан преставился, и Тохтамыш завладел престолом Белой Орды. Для того пришлось ещё Тамерлану разгромить другого соискателя трона, Темир-Малика, воеводу столь честного, что и все подданные его были чисты в помыслах своих и верны государю. Когда Темир-Малик пал в битве, один из его богатырей был взят в плен и приведён пред грозные очи Тохтамыша. И спросил Тохтамыш: «Желай чего хочешь, всё выполню, ибо ты был в бою отменный витязь и доблестно сражался». — «Ничего не хочу, — отвечал тот богатырь, — а токмо отруби мне голову и положи меня мёртвого подле государя моего, тобой убиенного». И Тохтамыш исполнил его пожелание.
Закончив до времени дела свои в Белой Орде, Тамерлан возвратился в свою столицу, но по пути он сызнова покорил Хорезм и многих жителей его предал лютой смерти, а сам город срыл до основания за то, что хорезмийцы не хотели признавать его своим государем. На месте города Тамерлан приказал посеять ячмень. Так и взошло там на погорелках ячменное поле, средь которого возвышались страшные башни из отрубленных человеческих голов. Только мастеровых по разным нужным ремёслам пощадил злодей и всех их привёз в свою столицу, Самарканд-город.
Бог-аллах мусульманский долго не мог безответно взирать на бесчестия и кровопролития, совершаемые Тамерланом, и наслал на него новое горе, лютее прежних. Сын Тамерлана, любимый Джехангир, витязь храбрый, захворал и вскорости усоп. Два года несчастный злодей был неутешен, предаваясь пьянству вопреки тому, что Магомет-пророк запретил мусульманам пить вино. А пробудившись от пьянской прелести, Тамерлан с огнём и мечом пошёл по всем землям соседним, уже покорённым, выискивая везде крамолу, где была она и где её не бывало, всюду оставляя башни из отрубленных голов, кровию, аки вином, упиваясь.
Тою порой снова ордынские цари враждовать меж собой стали, а в Золотой Орде поднялся сильный князь Мамай. Он, яко же и Тамерлан, не имел царской крови и не мог быть ханом, но по примеру Тамерлана мечтал сделаться государем в Золотой Орде, а чтобы хан был при нём царём лишь по прозванию. Видя в нем человека сильного, иные стали стекаться к нему. Царевич Араб-шах, уведя своё войско из Белой Орды за Волгу, подчинился Мамаю. Московский князь Димитрий Иванович получил от Мамая ярлык на княжение и вместе с сим золотоордынским Тамерланом в лето тысяча триста семьдесят второе, пришед в землю Рязанскую, разорил её, а князя Олега изгнал, посадив на его место князя Владимира Пронского. Аз, грешный раб Божий Александр, своими очами видел сие нашествие, живя в Рязани в дому родителей моих, посадских людей молодожников [120] , известных своим искусством. И быв о ту пору тринадцати лет от роду, аз хорошо всё упомнил. Московиты среди Русской земли народ хотя и русский, а всем иным русским — враг, хуже татарина и литвина. Особливо ненавистны московиту рязанец и тверской, и те також московита ненавидят. Москва — град на Руси новый, а нос задирает высоко. Рязанцы же Москве подчиняться не желают, и за то Димитрий с Мамаем их град подвергли разоренью. Много домов горело, и аз тому свидетель; много народу побито, и аз над трупиями плакал. Димитрий Московский мстил Олегу Рязанскому за то, что тот вместе с тверскими князьями не признал власти московской. Но когда рать его ушла из Рязани, жители прогнали временщика Владимира и вернули Олега на древний престол рязанский.
120
Молодожники (рязанск. диалектн., устар.) — пивовары.
Другим годом Мамай и Димитрий вновь приходили погром учинять, и всё повторилось, но вскоре сии двое подражателей Тамерлановых между собою переругались, а в Москве неслыханное дело свершилось — убили послов Мамаевых. И началась война. Араб-шах в битве на реке Пьяной бил дружины князя Димитрия, но вскоре и князь Димитрий одержал победу над татарами на Воже-речке, разгромив воеводу Бегича, любимца Мамая.
Видя в Димитрии союзника в борьбе с Мамаем, Тохтамыш заключил с ним договор — помогать друг другу во всём. А Мамай тогда вступил в союз с Литвой, где князь Ягайло был ещё поганым язычником. И пошла Золотая Орда огромною ратью на Москву, вёл эту рать сам Мамай, и было у него в подчинении тринадцать туменов из татар и литвинов, а также генуэзских фрязей [121] , был и небольшой полк из рязанцев и тверичей, обиженных на князя Московского. Шла рать от Сарай-Берке вверх по правому берегу Дона, и там, в самых верховьях Дона, на речке Непрядве, в ста вёрстах от Рязани, тумены Мамая встретились в страшной сече с полками князя Димитрия, у коего войско было столь же многочисленное из московитов и владимирцев, смолян и волынцев, моложан и татар от Тохтамыша. Ягайло со своими литвинами шёл на подмогу к Мамаю, но не успел всего тридцати вёрст дойти до места побоища, когда уж дело сделалось.
121
Фрязи (др. — русск.) — итальянцы.