Тимур. Тамерлан
Шрифт:
Тем временем Тамерлан приподнял вверх левую руку и обвёл взглядом присутствующих, что означало только одно — он будет вещать и все обязаны стараться не проронить ни слова.
— Наше веселье несколько омрачилось после того, как багатур Яз-Даулат не поймал остриём своего копья обручальное кольцо моего внука Искендера, предназначенное для моей невестки и будущей внучки, очаровательной Баштык. Такого ещё никогда не случалось на царских свадьбах. Яз-Даулат считается одним из лучших копейщиков моего великого воинства, и я не верю, что он не мог выполнить упражнение, коему обучены все чагатаи. Во всяком случае, можно найти сотни ловкачей, которые без труда ловят кольцо остриём копья. Но я не могу и заподозрить Яз-Даулата в собственном
К Тамерлану подвели оплошавшего Яз-Даулата. Вид у него был виноватый, но не трусливый. Он готов был с честью понести любое наказание.
— Успокойся, Яз-Даулат, — сказал ему Тамерлан. — Я прекрасно помню, как ты сражался в битве при Анкаре и при взятии Алеппо. Я не причиню тебе никакого вреда за твою промашку. Но ты должен сообщить мне, кто именно подговорил тебя промахнуться.
Тут на мужественном лице багатура выразилось недоумение, красноречиво свидетельствующее о том, что никто его не подговаривал, просто он сам оплошал, раньше времени осушив пару бокалов вина. Его молчание несколько затянулось, и Тамерлан заговорил снова:
— Ты молчишь, поскольку не в твоих правилах быть доносчиком. Так я подскажу тебе, кто подговорил тебя, и клянусь Аллахом, этому человеку уже недолго осталось тосковать по верёвке.
Суровые глаза Тамерлана побежали по лицам присутствующих, и всякий, на ком хоть на миг задерживался страшный взгляд кровавого царя, испытывал невольное содрогание. И каждый на этот краткий миг чувствовал себя с головой виноватым, хотя прекрасно знал, что не он подговорил Яз-Даулата не поймать кольцо.
Заглянув через плечо, Тамерлан покосился на мирзу Искендера, тот моментально побледнел от ужаса и, чтобы не затрястись всем телом, принялся старательно обмакивать калям в чернила.
— Визирь Хуссейн Абу Ахмад! — громко вымолвил наконец Тамерлан, и все в один голос ахнули, настолько это было чудовищно. Хуссейн Абу Ахмад, человек преклонного возраста, происходивший из знатной самаркандской фамилии, занимал один из самых высоких постов в государстве. Он был визирем провинций и народа, а следовательно, в согласии с соответствующим параграфом «Тюзык-и Тимур» [150] , считался главным из семи визирей, отвечающим за все административные и юридические дела в стране. Невозможно было поверить в то, что он способен подговаривать кого-то ошибиться при ловле кольца на свадьбе Тамерланова внука.
150
«Тюзык-и Тимур» («Уложение Тамерлана») — полный свод государственных постановлений, правил строения и обустройства армии, военной тактики и стратегии, правил обращения с жителями присоединённых к империи территорий, постановлений о поборах с населения. Сюда же входило и собственно завещание Тамерлана. В параграфе «Служебные обязанности визирей» говорится о том, что диван (верховный совет государства) должен состоять из четырёх главных визирей — визиря провинций и народа, военного визиря, визиря по делам имуществ, визиря императорского двора — и трёх визирей-интендантов для пограничных областей.
И прежде всего не мог поверить своим ушам сам визирь. От внезапно охватившего его ужаса он улыбнулся глупой улыбкой, затем обмяк и, будто мышь, загипнотизированная коброй, встал перед государем.
— Ну что, не ожидал, что твой заговор откроется так быстро? — спросил Тамерлан в зловещей тишине.
— Я ничего не понимаю, хазрет, — пролепетал визирь. — Пусть багатур Яз-Даулат подтвердит или опровергнет ваше обвинение.
— Что?!! — взревел гневный вершитель судеб. — Никто не смеет ни подтверждать, ни опровергать сказанное мною. Я знаю имена всех заговорщиков, связанных с тобою. Мне известно, сколько именно денег ты украл из казны, особенно во время моего похода на Рум, когда ты остался в Самарканде сразу на двух должностях — и визиря провинций и народа, и начальника всего дивана. Ты сам назовёшь мне сумму или хочешь, чтобы я назвал её?
— Но я не помню точную сумму… — пробормотал Хуссейн Абу Ахмад, понял, что погиб окончательно, и рухнул как подкошенный, распластавшись перед грозным Тамерланом. А Тамерлан, презрительно усмехнувшись, велел позвать Мухаммеда Аль-Кааги. Того довольно быстро нашли и привели. Вид у Мухаммеда был если и не сказать, что испуганный, то весьма взволнованный.
— Дорогой Мухаммед, — обратился к нему Тамерлан. — Я тут намереваюсь повесить троих негодяев, оказавшихся неверными по отношению ко мне. Одного я уже нашёл, мне нужно только, чтобы ты свидетельствовал против него. Итак, мне стало известно, что визирь Хуссейн Абу Ахмад подговаривал тебя соблазнить одну из юных жён моего гарема и за это предлагал много денег. Скажи, это так?
Буря мыслей отразилась на напряжённом лице Аль-Кааги.
— Так что же ты молчишь? Не хочешь подставлять визиря?
— Да, — выдохнул Мухаммед.
— Что именно?
— Он действительно подговаривал меня. И предлагал деньги.
— Ты врёшь, собака! — закричал несчастный визирь. — Да, хазрет, да! Я воровал из казны. Я знал, что ты знаешь об этом, но ты ни разу не заводил со мной разговоров о моём воровстве, и я полагал, что ты смотришь на моё воровство сквозь пальцы только потому, что ценишь меня за мои заслуги и видишь, что я незаменим. Но я никого не подговаривал. Ни багатура, чтобы он не поймал кольцо, ни этого негодяя, чтобы он соблазнил одну из твоих жён. Клянусь Аллахом!
— Бессовестный! — фыркнул Тамерлан. — Как ты смеешь произносить такие кощунственные клятвы! Неужто ты надеешься скрыть свои подлости? Всё тайное становится явным. Говорят, что есть такие волшебные чернила, которые исчезают, если что-то написать ими. Но стоит руке праведника прикоснуться к бумаге, как эти чернила вновь проступают, и можно прочесть написанное втайне. Мирза Искендер, — повернулся властелин к своему писарю.
— Что, хазрет? — жалобно спросил урус.
— Ты принёс?
— Волшебные чернила?
— Да нет же! Не чернила. Язык. Я просил, чтобы ты прихватил с собой язык Сулейманбека. Принёс?
— Так язык?.. Язык я принёс!.. Вот он!..
— Ага! Прекрасно! Спасибо, что сохранил! — Тамерлан принял из рук Искендера склянку с египетской аракой, в которой плавал уже выцветший от спирта язык доносчика Сулейманбека. — Есть древнее монгольское поверье, с помощью которого проверялось, правду говорит человек или лжёт. Для этого испытуемый должен съесть язык заклятого клеветника. Если он при этом останется жив и здоров, то, значит, он говорил правду. Если же он на месте скончается в страшных судорогах, значит, врал. Вот в этой склянке язык заклятого клеветника. Уважаемый Мухаммед Аль-Кааги, съешь его, и мы проверим, правду ли ты говорил. Но учти, если ты откажешься от испытания, я прикажу содрать с тебя заживо кожу.
Немного поразмыслив, Мухаммед оцепенело направился к Тамерлану.
— Стойте! — раздался тут голос темника Борондоя. — Подождите! Хазрет, мы живём в просвещённое время. Разве можно доверять древним монгольским предрассудкам, имея под рукой новейшие достижения арабских и персидских учёных? Я хочу засвидетельствовать, что визирь Хуссейн Абу Ахмад действительно виновен в казнокрадстве, но нисколько не виновен в дурных замыслах против вашего величества. И боюсь, что оклеветал его не кто иной, как этот вот самый Мухаммед. У него есть для этого основания. Я видел его сегодня с одной из ваших жён. А именно с Яугуя-агой.