Тимур. Тамерлан
Шрифт:
— А мой оруженосец Мигель, — заметил дон Гомес де Саласар, — уверяет, будто на одной из площадей рубят головы и уже построили небольшую крепостицу из одних только голов.
— Выдумки, — махнул рукой Мухаммед. — Да, за прошедшие два дня на новой площади Регистан, выложенной каменными плитами, были обезглавлены две сотни воров и разбойников, которым туда и дорога. И всё это, повторяю, входит в комплекс необходимейших мер, предпринимаемых сеньором для обеспечения своего надёжного тыла. Поход на Китай, который он намечает начать не позднее зимы, будет долгим и нелёгким, сеньор намеревается
— Неужели мильон! — воскликнул дон Гомес.
— Не может быть, — усомнился дон Гонсалес. — Ведь это равняется всему населению Испании! Нет, не могу поверить.
— И тем не менее это так и будет, — спокойно возразил Мухаммед. — Сегодня Тамерлан объявит войну с Китаем, после чего ещё две недели будут продолжаться праздники и пиршества. Закончатся они поминальной тризной по всем погибшим в битвах, и затем все разъедутся по своим областям готовить войска к походу, который, я полагаю, начнётся никак не позднее начала месяца шабаана, по-вашему это будет примерно начало февраля. К этому времени мощные потоки войск станут вливаться в главный поток, вышедший из Самарканда. На границе с Могулистаном соберётся упомянутый мной мильон, он и двинется через Могулистан и Угэдэю по той дороге, которой некогда, двести лет назад, Чингисхан вёл своих нойонов из междуречья Онона и Ингоды. А затем, дойдя до Каракорума, Тамерлан низринется на Китай, вновь следуя путём великого Темучина и сына его, Угэдэя, покорившего Китай сто семьдесят лет назад. Спустя сто сорок лет китайцы свергли власть потомков Чингисхана, и вот теперь Тамерлан намеревается её восстановить. Если ему это удастся, то — горе китайцам! А помешать ему может только внезапная смерть. Всё-таки сеньор наш уже давно не молод и очень нездоров.
— Значит, сегодня всё это должно начаться? — спросил дон Гонсалес.
— Да, сегодня очень важный день, — кивнул Аль-Кааги. — Все, кого сеньор ждал, прибыли в орду. Вчера приехал наместник Индии Пир-Мухаммед, сын Джехангира, самый старший из внуков государя. Больше ждать некого. Обоим сыновьям, Мираншаху и Шахруку, сеньор отказал в праве участвовать в походе. И сегодня — вторник, день планеты Меррих. Все свои походы Тамерлан объявлял именно в этот день, поскольку планета Меррих покровительствует войнам.
— Так же, как у нас Марс, — сказал магистр богословия.
— Жертвоприношения войне уже начались, — продолжал Мухаммед. — Три дня назад вы были свидетелями первых казней. Очистительный огонь великого гнева должен освободить племя чагатаев от мусора. Для воров и мошенников знатного происхождения — виселица, для прочего сброда — обезглавливание. Но… — Мухаммед слегка усмехнулся, — в Самарканде сеньор башен из отрубленных голов не строит. Это вы увидите в Китае, если только Тамерлан возьмёт вас с собой туда.
— Я бы ужасно хотел! — воскликнул дон Гомес.
— А я бы ужасно не хотел, — вздохнул дон Альфонсо.
— А вы? — обратился Мухаммед к дону Гонсалесу.
— Я? — Дон Гонсалес несколько озадачился. — Как вам сказать? В качестве писателя и историка — да, хотел бы. А вот в качестве просто Гонсалеса де Клавихо — нет. По-человечески мне отвратительно зрелище башни из отрубленных голов, даже если такая башня с архитектурной точки зрения построена безукоризненно. И я не хотел бы их видеть. Но Господь Бог наделил меня талантом бытописателя и историографа, так что…
— Ясно, — понимающе усмехнулся Аль-Кааги.
— И всё же сеньор обещал отпустить нас, как только у наших подопытных наложниц появятся признаки беременности, — сказал дон Альфонсо.
— Подопытные наложницы? Неплохо сказано! — засмеялся дон Гонсалес. — Что же ваша Афсанэ? Ещё не понесла, как вы думаете?
— А вы зря смеётесь, — на полном серьёзе вскинул брови дон Альфонсо, — по моим наблюдениям…
— Уже?
— Уже, судари мои, уже! Уверяю вас. Вы скоро сами убедитесь. И советую вам, дон Гонсалес, тоже приложить побольше усилий к достижению этой хоть и не вполне благородной, но достаточно полезной для нас цели.
— А почему, позвольте спросить, уважаемый дон Альфонсо, вы не советуете того же самого дону Гомесу? — со смехом поинтересовался Мухаммед.
— Очень просто, — ответил вместо магистра богословия личный гвардеец короля Энрике, — мы с Гириджой нашли общий язык, можно даже сказать, сильно полюбили друг друга. Она не хочет пока расставаться со мной, а я мечтаю пойти с сеньором Тамерланом в поход. Вот почему мы и не спешим. Моя любезная хиндустаночка знает кое-какие секреты в этой области.
— Да это же неисполнение воли сеньора! Я имею полное право донести на вас, дон Гомес, — пуще прежнего рассмеялся Мухаммед.
— Но ведь вы же не сделаете этого, наш добрый друг? — спросил дон Альфонсо.
— Ну за кого вы меня принимаете! — развёл руками Мухаммед. — Разумеется, не сделаю.
Глава 33
Великий курултай
— Ну, теперь-то ты начал наконец меня бояться?
— Но кто ты? Ведь ты лишь по обличью моя бабушка Фатуяа?
— Нет, я и есть твоя бабушка. Но не Фатуяа. Меня зовут — бабушка Смерть.
— Но разве у Смерти есть внуки?
— А как же! Ведь ты — Тамерлан, внук Смерти.
Он и этот страшный демон в обличии его бабушки Фатуяа стояли на высокой-превысокой башне из отрубленных человеческих голов, и когда демон засмеялся, назвав его внуком Смерти, Тамерлан вздрогнул, отшатнулся и, упав навзничь, покатился по сочащимся гноем черепам…
Проснувшись от собственного нечеловеческого воя, он тотчас сел на своём ложе и обхватил голову левой рукой. Голова была мокрой и липкой, как один из тех черепов, по которым он только что катился в своём сне.
Глубоко-глубоко вздохнув, он разлепил глаза и увидел перед собой чашку из розового китайского фарфора с кобальтовыми изображениями драконов, наполненную пенистой бузой. Верный писарь Искендер протягивал её своему царю с выражением заботы и покорности.
— Не помнишь, сколько раз я уже просыпался от этого поганого сна? — спросил Тамерлан. — Пять или шесть?