Тинтин и тайна литературы
Шрифт:
На взгляд де Мана, ирония – модус литературы, в котором нам явлено нечто, неотъемлемо присущее литературе в целом: ее переживание времени, языка и мира, причем стержнем является вопрос фальши и разнообразные напрасные попытки преодолеть фальшь. Наверно, ирония уступает другим модусам в торжественности или драматизме, но она, видимо, создает некий коммуникативный канал, который таится в подтексте других модусов, придает им выразительность. В «Семи хрустальных шарах» на сцене мюзик-холла демонстрируются различные эстрадные номера. Хэддок якобы пришел смотреть самый чудесный номер. Но он пропускает выступление фокусника и блуждает за кулисами – в хранилище декораций, из которых составляются все сцены. Те же самые декорации буквально выталкивают Хэддока на большую сцену мюзик-холла, и он, непрошеный гость, прерывает представление. Здесь, разыгранная в форме самой незамысловатой комедии – фарса, содержится суть творчества Эрже, выраженная одним-единственным эпизодом. По отношению к «большой сцене» литературы творчество Эрже тоже «блуждает за кулисами». Но оно также вваливается без приглашения через боковой вход, в дурацком наряде, бесподобно олицетворяя модус иронии, – этакий аналог партии бас-гитары, только в литературе. Если трагедия – возвышенная евхаристия литературы, ее самый сакральный опыт, преобразующий личность и выводящий ее за пределы времени, то творчество Эрже – ирония, которая преображает священный ритуал,
7. Пираты!
i
Суть творчества Эрже, становой хребет рамочного сюжета, который разворачивается на протяжении двадцати четырех книг и пятидесяти лет, – тема наследства. То, что шевалье Франсуа д’Адок оставил своим потомкам. Линия наследования приостанавливается и обрывается, наследство теряется, отыскивается, теряется вновь и отыскивается снова, но остается неистощимым. Как мы увидели выше, даже после того, как свитки были сложены вместе и сокровище найдено, несколько важных элементов наследства так и остались необнаруженными. К наследству кое-что прилагается – череда событий, которая повторяется вновь и вновь: в XVII веке наследство фигурирует в истории о дурном или неполноценном даре и отказе признать свое дитя (Людовик одаривает Франсуа, но отказывается его признать), в XX веке история повторяется (Тинтин дарит капитану всего лишь один кораблик – один из трех, и оба героя так и не проникают в глубинный подтекст ситуации, действующими лицами которой стали). В XVII веке наследство заодно прихватывает с собой фигуру недюжинного масштаба (статую-тотем, изображающую Франсуа), чей голос разносится в дальние дали, чьи слова подхватывают попугаи… вот только самая главная весть так и не прозвучала; в XX веке наследство прихватывает с собой грозную Бьянку Кастафиоре, которую Эрже ставит прямо перед тотемом, чтобы ее голос выполнил ту же самую функцию. Наследство, завещанное в XVII веке, разделяется на три части, которые, совершив путешествие сквозь пространство и время, воссоединяются только в XX веке и повторяют действие, благодаря которому и появилось наследственное имущество, – складываются в своеобразное свидетельство о собственности на усадьбу.
Разумеется, вышеизложенное – не только пружина рамочного сюжета. Мы уже выявили, что история с наследством содержит затаенные неврозы, связанные с собственностью и владением, которые разыгрываются на мифологической или символической плоскости через сюжет «Чужак в гробнице предков», а в более современном или бытовом контексте – через сюжет «Гость в доме». Мы также обнаружили связь с историей рода самого Эрже. Но в «Приключениях Тинтина» есть еще один, тоже пронизанный рефлексией, взгляд на проблему собственности: Эрже изливает неврозы, связанные с творчеством в широком смысле. В «Деле Лакмуса» изобретение профессора не просто «крадут», но и выдают за творение бордюрийских ученых. Еще раньше, в «Загадочной звезде», главный астроном обсерватории присваивает работу своего затюканного коллеги и ассистента («Я, Децимус Фостл, вычислил момент, когда нас постигнет катаклизм! Завтра я проснусь знаменитым!» – восклицает он, когда подчиненный показывает ему свои расчеты и сообщает, что столкновение с исполинским метеоритом «произойдет ровно в 8 часов 12 минут 30 секунд»). В этой же книге законное владение собственностью – вопрос весьма расплывчатый: осколок космического тела, упавший в океан, – то, что, как и гениальность, свалилось с неба. Этот метеорит по праву принадлежит любому, кто сумеет его достать. Вопрос о собственности приходится решать в поединке между Европой и Южной Америкой: к метеориту устремляются два судна – «Аврора» и «Пири».
В «Приключениях Тинтина» на каждый проект найдется свой контрпроект. Сильдавийскую ракетную базу в Сбродже осаждают агенты «некой неустановленной Державы», которые хотят завладеть ракетой и посадить ее на своем ракетодроме, скрыть результаты исследований Лакмуса и других участников экспедиции, присвоить себе славу высадки на Луну. Когда Тинтин ищет фетиш, конкуренты – Рамон и Алонсо – повторяют все его шаги и одновременно с ним приходят к тем же дедуктивным выводам. Племя м’атуву соперничает с племенем бабаоро’м, индейцы румбаба – с индейцами арумбайя, Алькасар – с Тапиокой, Paris-Flash – с Tempo di Roma. Собственнический инстинкт – или, точнее, инстинктивное желание не допустить, чтобы твою собственность отняли, – часто столь силен, что обе стороны готовы уничтожить объект раздора, чтобы он никому не достался: Лакмус взрывает собственную ракету, Франсуа – собственный корабль. Этот самый корабль пролежит «в спячке» несколько столетий, а потом вновь окажется в досягаемости всех искателей сокровищ, и поединок начнется снова. В нашу эпоху поединок, разумеется, кончается победой Хэддока сотоварищи. Торжествующий капитан завладевает своим родовым замком. Только поглядите, каким решительным жестом он переделывает табличку, которая гласит, что Муленсар выставлен на продажу: «Этот дом НЕ продается». Капитан даже победоносно подписывает его своим законным именем: «Удостоверяю. Хэддок». Так Эрже включал в свои комиксы знак копирайта.
Благодаря чему Хэддок возвращает себе наследственный замок? Может, потому, что, в отличие от братьев Птах и всяких там потенциальных покупателей, имеет моральное право владеть этим замком? Потому что является законным наследником Франсуа? Стоп, а как же другие потомки? У Франсуа было три сына, и в наше время Хэддоков на свете уже, наверняка, пруд пруди. Нет, все иначе: Хэддок «возвращает себе» «свой» дом только потому, что Лакмус изобретает подлодку-акулу и продает ее государству – точнее, военным (сколько бы Лакмус ни отнекивался, он без малейших угрызений совести изобретает оружие при условии, что его авторские права признаны и вознаграждены материально). Если присмотреться поближе, обнаруживается, что «естественным» процессом наследования правит случай. Рассмотрим, как в «Тайне “Единорога”» Тинтин завладевает всеми тремя свитками: отбирает у клептомана бумажник Макса Птаха (с двумя свитками), а затем поручает Дюпону и Дюпонну принести ему третий свиток (которым тоже завладел Птах), после того как полиция его арестует. Методы крайне сомнительные, мягко говоря.
Согласно «нормам закона», оба бумажника следовало вернуть Максу Птаху, хоть он и преступник, предъявить свои права на свитки и дождаться решения правоохранительных органов. Но Тинтин забирает свитки, и это сходит ему с рук, так как Дюпон и Дюпонн вовсе не пытаются его остановить и, более того, рьяно помогают ему присвоить чужую собственность. Правосудие на стороне Тинтина. Правосудие работает на него.
ii
Споры о правах собственности разыгрываются не только в «Приключениях Тинтина», но и в реальном мире вокруг этих книг. Достигнув успеха, Эрже обзавелся многочисленным штатом помощников. Они наверняка узнали себя в сцене из «Пункта назначения – Луна», когда Лакмус показывает Хэддоку стройные ряды конструкторов
Впрочем, нелицензионные версии «Приключений» (завершенный вариант книги «Тинтин и Альфа-арт» и чистой воды апокрифы) по явились в изобилии. Одни провозглашались самыми настоящими «Приключениями Тинтина», в других практиковался так называемый d'etournement (фр. «присвоение, обычно незаконное»). Прием d'etournement стал популярен благодаря Ги Дебору, лидеру течения ситуационистов (теоретику, автору книги «Общество спектакля»). D'etournement – «захват» некоего знака, изображения, текста или целого творческого наследия и его использование в новых целях, на службе захватчика. Собственно, журнал самого Дебора Situationist International в 1973 году опубликовал «присвоенную» версию обложки «Краба с золотыми клешнями», где вместо «Краб» значилось «Капитал». Творчество Эрже «присваивалось» столько раз, что подробный обзор результатов занял бы отдельную книгу. Впрочем, d'etournements «Приключений Тинтина» можно приблизительно поделить на три категории: порнографические (персонажи только и делают, что имеют друг друга), политические (Тинтин ставит свои таланты на службу какому-нибудь политическому лагерю: ирландским республиканцам, центрально-американским коммунистам, лондонским анархистам) и «художественные». Одно из самых интересных произведений третьей категории, созданных недавно, – «Книга пламени» (Flame Book, 2000) австралийского художника Алекса Гамильтона. Она в точности воспроизводит структуру страниц «Дела Лакмуса» – все 64 страницы с кадрами, но текст и изображения стерты, а каждый кадр – одно и то же изображение пламени. Французский художник Жошен Жернер в своей работе «ТНТ в Америке» (TNT en Amerique, 2002) отсылает к батаевскому термину «деформация». Жернер взял «Тинтина в Америке» и замазал почти все изображения и текст черными чернилами, оставив лишь несколько символов (преимущественно насилия, коммерции или богословия) и скупые слова – точно монументы тому, что погребено под слоем чернил.
Надо сказать, что «присвоенные» варианты «Приключений Тинтина» появились задолго до Дебора. В сентябре 1944 года, после освобождения Франции, бельгийская газета La Patrie, чтобы уязвить Эрже, публиковала грубо намалеванный комикс Tintin au Pays des Nazis («Тинтин в Стране нацистов»). Это лишь пара недлинных выпусков. Самое занятное в этой вещице: Тинтин и Хэддок отказываются перейти на сторону зла и осуждают своего создателя, прежде чем отправиться на поиски немецких «Фау-2». При жизни Эрже произошла еще одна занятная история: в конце 1950-х – начале 1960-х были изданы пиратские факсимиле «Тинтина в Стране Советов». Этот том с довоенных времен не переиздавался официально, а в цветной версии вообще не выходил никогда. Но некоторые левые, вспоминая об этой книге, еще долго испытывали к Эрже неприязнь. Самому Эрже после войны хотелось, чтобы «Тинтин в Стране Советов» бесследно канул в омут времени. Фактически автор хотел отказаться от этого детища. И вдруг появляются пиратские издания. Причем их полиграфическое исполнение было просто безобразным. В итоге Эрже решил спасти свою репутацию рисовальщика, даже в ущерб статусу левака-неофита, и разрешил издательству Casterman выпустить «Тинтина в Стране Советов» в пристойном виде.
Случаи книжного пиратства и d'etournement не сводятся к изданиям без выплаты гонорара или созданию новых произведений из перелицованных вещей Эрже. Сам Эрже не брезговал ни пиратством, ни d'etournement. Начиная с «Голубого лотоса», он стремился к достоверности деталей и ради этого срисовывал фоны и сценки из книг и журналов. Но присваивать чужое он начал еще раньше. На рубеже XIX—XX веков Бенжамен Рабье [38] выпустил несколько стихотворных книг с картинками. Их главным героем был мальчик Тинтин-Лютин, настолько похожий на Тинтина именем и внешностью (хохолок на голове), что все творчество Эрже можно справедливо назвать d'etournement произведения Рабье. Кстати, у Тинтина-Лютина тоже была собака. То же самое можно сказать о связях Тинтина с остросюжетным романом Гектора Мало «Без семьи», написанным в конце XIX века. Герой романа, мальчик (вдумайтесь в его имя!) Реми, – отпрыск аристократической семьи, но растят его крестьяне. У него тоже есть собака Капи (сокращенное от Капитан) и враг по имени Аллен. Более того, фамильное поместье, куда Реми в итоге возвращается, называется «Миллиган». Mill по-английски – «мельница», по-французски – moulin. А ведь усадьба Хэддока называется Муленсар! Если вы не сможете отыскать книги Рабье или Мало, раскройте Жюль Верна – «Детей капитана Гранта» (1868) и «Вокруг Луны» (1870). Вы глазам своим не поверите, когда доберетесь до сцен полета на кондоре и превращений виски в невесомости.
38
Бенжамен Рабье (1864—1939) – французский художник, автор комиксов.
Т. С. Элиот говорил: «Плохие писатели подражают, хорошие – воруют». В 1985 году американский писатель Уильям Берроуз опубликовал целый манифест, основанный на этом принципе, – призвал всех творческих людей отринуть «фетиш оригинальности», как он сам выражался. «Босх, Микеланджело, Ренуар, Моне, Пикассо – воруйте все, что попадется на глаза. Вам требуется осветить сцену определенным образом? Позаимствуйте это у Моне. Понадобился задний план в духе 1930-х годов? Берите Хоппера». Напомнив, что Джозеф Конрад мастерски описывал джунгли, воду и погоду, Берроуз советует: «Почему бы не включить эти куски, ничего не меняя, в роман о жизни в тропиках? Сценарий такого-то, описания и фоны для комбинированных съемок – Конрада». Шекспировских Ромео и Джульетту столь часто подсовывали публике под разными именами, что лучше, рассуждает Берроуз, поступить по-честному: сохранить имена. Шекспира насмешил бы совет Берроуза: «великий бард» много в чем опередил свое время, и в этом тоже. Когда Шекспир работал над собственными пьесами, первоначальные версии «Макбета» и «Короля Лира» уже существовали. Из них-то он и позаимствовал имена, персонажей и сюжеты. Сочиняя «Юлия Цезаря», он брал целые речи из древнеримского аналога протоколов парламентских заседаний. Одни места оставлял в первозданной форме, другие переписывал по собственному усмотрению. Иначе говоря, Шекспир «детурнировал» вовсю.