Тиора
Шрифт:
Марк поднялся одновременно вместе с Саибом. Оба по очереди умылись, привели себя в порядок и проследовали на кухню, где их ждал уже дымящийся кофе, пока Мехримах занималась завтраком. Когда она закончила, все уже расселись за столом. На завтрак было какое-то блюдо из бобов с острым соусом. К национальной египетской кухне, думалось Марку, ему еще придется немного привыкнуть, потому как еда здесь в достаточной мере отличалась от того, что готовят у него на родине. Еще вчера на ужин парень перепробовал разные блюда. Сначала они казались ему непривычными, но потом он понял, что это как, к примеру, кушать оливки: сначала они кажутся тебе странными, но затем, распробовав их как следует, ты уже не можешь от них оторваться. В итоге в тот вечер его накормили до отвала всякими вкусностями, за что юноша не преминул похвалить и поблагодарить хозяйку дома.
— Да,
— Я же говорить тебе, — араб был очень доволен.
Мехримах, увидев первый раз русского парня и услышав историю супруга, сразу же благосклонно и по-матерински (не смотря на то, что не годилась ему в матери) отнеслась к Марку. Она ничему не удивилась, и спокойно восприняла идею Саиба. Это была хозяйственная женщина с достаточной строгим характером, но в ее поведении и манере разговора (хоть юноша и не знал арабского языка) чувствовалась какая-то сознательность и рациональность. При всем этом, хотя в арабской семье главенствующую роль и занимает мужчина, Мехримах имела серьезный вес голоса, и муж нередко в обсуждении вопросов семейных проблем прислушивался к ее доводам, что Марк впоследствии наблюдал не раз.
Перед каждым приемом пищи звучала молитва, которую произносил Саиб. Марку это не было новинку, и он не чувствовал себя не в своей тарелке, так как и раньше приходилось быть на застольях верующих людей, которые дружно молились перед едой. В такой момент парень просто делал все то же самое, что и окружающее его люди, и этого было вполне достаточно, чтобы соблюсти законы и верования того места, где он находился, и никого при этом не обидеть.
Иногда дети начинали баловаться за столом, но одного отцовского взгляда на Латифа и Захира хватало, чтобы они сразу успокаивались и продолжали есть. Миру же усмиряла мать, потому как отцу с его любовью к ней, сложно было быть строгим. Девочка часто вертелась и что-то говорила своим смешным детским голоском, постреливая большими черными глазами на Марка из-за своей тарелки. Парень в ответ ей лишь улыбался.
Позавтракав, все быстро собрались, кто в школу, кто на работу и вышли из дома. Мехримах обычно оставалась на хозяйстве, а братья вели в школу младшую сестру, которая только пошла учиться первый год, и сами направлялись туда же.
Саиб с Марком вышли на улицу. Воздух в Каире был сухой, и хотя жара уже стояла приличная, все же дышать здесь было значительно легче по сравнению с влажным Гонконгом, что радовало парня. Запахи тут были иными. Иногда с ветром приносило запах мусора и гниения.
— В той стороне, — махнул рукой Саиб, — Маншият — Насир, город мусорщиков. Там живут заббалины. Они заниматься сбором и переработкой мусора. У них целый семейный бизнес в этом деле на протяжении многих поколений. Люди платить им, чтобы они забрать мусор и утилизировать его. Они — копты. Мы, мусульмане, особо не иметь с ними дел, кроме отдавать им мусор и платить за это.
Марк слышал про нацию коптов и читал о них ранее. Это были потомки тех самых древних египтян и фараонов, потомки некогда великой и могучей цивилизации. Но даже когда их страну завоевали арабы, они остались жить своей достаточно обширной общиной, которая в большей степени располагается в Египте. Копты — христианский народ, и парню казалось странным, как ислам уживается в одном месте с христианством, с которым у него была самая большая вражда на протяжении всего существования этой религии. Они даже имеют свою Коптскую православную церковь, являющуюся автокефальной, то есть под своим собственным управлением.
Весь Каир был какого-то песочного цвета: дороги, дома, одежда людей и их лица, даже небо порой казалось с голубовато-песочным оттенком. По улочкам летало достаточно много мусора, который гонял ветер, сбивая его в углах в небольшие кучки. Большинство домов были небольшой высоты, и если залезть на крышу одного из них, то можно увидеть целый лес одинаковых многоквартирных малоэтажных зданий с балконами, увешанными кучей различного белья и стенами и крышами с утыканными на них телевизионными тарелками. Среди всей это плотной застройки кое-где выглядывали купола мечетей, грозно высившиеся над общей панорамой города, в дрожащем раскаленном солнцем воздухе, и высокие, похожие вдалеке на карандаши, поставленные на «попа», минареты. Некогда на них поднимались муэдзины и раскатистым красивым арабским напевом призывали народ на намаз, теперь же это делалось трансляцией через громкоговорители.
Улочками, в лабиринте которых можно заблудиться, Марк и Саиб вышли к суку Хан аль-Халили. По дороге им попадались множество попрошаек, и, вообще, парень заметил, что в Каире много людей, у которых не было собственного дома, вынужденных жить под открытым небом и добывать себе на пропитание разными способами, чтобы выжить. Их вид был удручающим: серая грязноватая оборванная одежда и такие же серовато-темные обветренные лица от постоянного нахождения под палящим солнцем.
Народ уже собирался, открывая свои лавки. Также сновало достаточно посетителей, хотя было еще дольно раннее утро.
Хан аль-Халили, самый большой арабский рынок Африки, действительно был поистине огромен. Его ряды и проходы петляли разнообразнейшим образом, и потеряться в нем было достаточно легко. Когда Марк вошел в него, его глаза широко раскрылись. Именно так парень себе и представлял восточные рынки, о чем он сразу же сообщил египтянину.
— Ты скоро увидеть его во всей красе, днем, когда будет совсем много людей, — усмехнулся Саиб.
Вокруг были лавки, наполненные всякими невиданными восточными товарами, и парень на миг почувствовал себя Аладдином, который явился сюда в надежде чем-нибудь поживиться, пока зазевавшийся торговец не обратил на него внимания. Схватив нужную вещь или срезав кошелек какого-нибудь нерасторопного покупателя, с легкостью перемахнуть через пару лотков, убегая от стражи с обнаженными ятаганами в руках и намотанными тюрбанами на головах. Вскочить на веревки, проделать пару кульбитов и быстро взобраться на стену ближайшего строения. Встать во весь рост на краю и с дерзкой улыбкой на лице отвесить учтивый поклон начальнику стражи и его смешной глуповатой ватаге хранителей порядка. Затем быстро скрыться по крышам, хохоча и хохмя, прыгая по натянутым тентам и пролетая на веревках над головами людей и ловя восхищенные взгляды восточных красавиц. Марк любил арабские сказки и в детстве достаточно перечитал, начиная от сказок о тысяче и одной ночи и Шахерезаде и заканчивая забавными историями о Ходже Насреддине.
Парень вырвался из своих мечтаний и огляделся вокруг, идя за спиной Саиба. Здесь были целые торговые ряды со всякими серьгами, браслетами, ожерельями и прочими ювелирными украшениями и разнообразной бижутерией, настоящий рай для женского глаза. Далее располагались лотки с утварью: самыми причудливыми горшками, кувшинами и майоликой из глины, серебра, золота, какие только можно было встретить в мире. Все это сверкало на солнце так, что невольно приходилось жмурить глаза. Так же здесь находились ряды, наполненные всяческими специями и благовониями, да так, что с непривычки от такого количества сильных запахов и тяжелого воздуха, напоенного разнообразием ароматов, может сделаться дурно. У Марка на миг перехватило дыхание. Лотки со специями были очень яркими и пестрыми, с целыми холмами и барханами красных, оранжевых, желтых, зеленых, синих и стольких оттенков других цветов пряностями, что глаза разбегались в разные стороны, пытаясь зацепиться за что-то одно. И наконец, они подошли к рядам с коврами и тканями, и это было одно из самых расцветистых и роскошных мест, которые Марк когда-либо видел. От такого разнообразия пестроты у парня моментально зарябило в глазах, впрочем, через полчаса нахождения там он уже привык.
Хан аль-Халили произвел на юношу сильное впечатление настоящего восточного базара, в котором можно было найти практически все, что угодно любому самому притязательному разуму.
Наконец они добрались до торгового лотка Саиба, ютившегося среди нескольких лотков такого же плана. Неподалеку был склад, в котором находились товары большинства торговцев. Некоторые из них уже везли свое добро, нагрузив им доверху большие тележки. Марк с Саибом сделали несколько заходов с тканью и прочими безделушками, которыми торговал араб, пока тот не сказал, что этого товара вполне хватит на сегодняшний день. Быстро разложив и развесив привезенное по лотку, египтянин, пока было время до основного наплыва покупателей, начал между делом объяснять Марку некоторые правила и принципы торговли базара. Парень внимательно слушал, лишь изредка вставляя некоторые ремарки и уточняя то, что ему было непонятно сразу. Пока что все сводилось к тому, что юноша наблюдает за действиями Саиба, внимательно слушает и делает все, что ему говорят. Это было время некой стажировки, как сразу же для себя уяснил Марк, и поэтому он старался быть максимально внимательным и полезным.