Тише!

Йорк Келли

— Как всё прошло? — спросил он, понизив голос. Вивиан обхватила руку Ашера своими, прижавшись к нему.

— Бабуля просто невыносима... Она попросила меня разобрать мамины вещи и выбросить всё ненужное. Да, я понимаю, что рано или поздно мне надо будет этим заняться, но... — она посмотрела в сторону, покачав головой.

Но Мариссу ещё даже не похоронили, — сердито подумал он. У Вивиан было право злиться, как и право на время, чтобы прийти в себя. Марисса была её матерью, и, без всяких сомнений, всё, что было в её доме, перешло к Вив.

—

Утром они уйдут, — прошептала она. — Останешься на ночь? Пожалуйста.

Это были не те слова, что он бы хотел услышать от Вив. Ашер закрыл глаза.

— Вивиан...

— Что? — её лицо помрачнело. — Это из-за него? Ты теперь даже остаться со мной не можешь?

Без желания Ашера в его голосе засквозили стальные нотки.

— Ты выходишь за рамки. После той ночи я считаю, что нам не стоит больше спать в одной постели, — на лице Вивиан появилось обидчиво-раздражительное выражение, и он нахмурился. — Как я уже говорил, ты можешь ночевать у меня, но я буду спать на диване.

Хотя и это не казалось ему такой уж хорошей мыслью. Но теперь, как ни жаль, он уже не может отозвать своё приглашение, ведь тогда Вивиан заподозрит, что что-то не так.

Вивиан открыла было рот, чтобы запротестовать, но тут к ней подошла бабуля Беатрис и что-то прошептала на ухо. Вивиан встрепенулась.

— Всё готово к началу.

Что готово к началу? — хотел было спросить Ашер, когда Вивиан безжалостно сгребла его за руку. На похоронах Броди не было ничего особенного. Почти никто не пришёл. Но когда Ашер сел между Вивиан и Эваном, он увидел, что почти каждый в зале хочет сказать пару слов о Мариссе.

Но получилось так, что все гости всего лишь пытались связать складные истории из того, что они никак не могли знать. Все они были ложью.

— Помнится мне, как она ночами до изнеможения писала эссе для колледжа и опустошала кофейник за кофейником....

Об этом рассказывала её собственная сестра. Но Марисса терпеть не могла кофе; она, как и её дочь, пила чай. "Она любила океан", — говорили другие. И это тоже неверно. Она боялась океана, потому что не умела плавать, но она любила дельфинов. Всё дело в деталях. Возможно, в мелких, но разве такие мелкие подробности о человеке — не самые важные? И никто из этих людей не знал о них, поскольку никто из них никогда по-настоящему не знал её.

Когда какой-то дальний родственник Мариссы закончил свою речь и сел на место, Ашер встал без единой мысли в голове. Вивиан схватила его за руку, шёпотом окликнув. Эван без слов смотрел на него. Ашер подошёл к алтарю часовни и встал рядом с гробом Мариссы. Все в зале, кто не знал его, смотрели на Ашера в замешательстве. Они все строго глядели на него, ожидая, что тот всё испортит.

И, вставая перед взорами сорока пар глаз, Ашер понимал, что он совершенно не знает, что ему сказать. Возможно, ему не нравилось большинство из присутствующих, но он никогда бы не стал портить похороны Мариссы. Не ради неё или Вивиан.

Эван, сидящий в первом ряду, встретился с ним взглядом. Он улыбался. Умиротворяюще. Спокойно.

Он подумал об океане. О дельфинах. И набрал в грудь воздуха.

—

Когда умер мой отец, моя мама слишком горевала и поэтому не была рядом, когда я так в ней нуждался. Вивиан была моим лучшим другом. Её дом был и моим домом. И её мать, Марисса, стала мне мамой, о которой мечтал любой. Она ходила на мои родительские собрания, помогала с домашними заданиями и готовила мне суп, когда я болел.

Его мать сидела в одном из задних рядов. И почему он не заметил её раньше? Вот они — её тёмные волосы и бесцветные глаза, вводившие его в замешательство. Не волнуйся, мама. Я не собираюсь говорить о том, насколько кошмарной матерью ты была.

— Она любила пить индийский чай с шоколадным тортом, — его голос взмыл вверх. — Она сочиняла песни под музыку из музыкальной шкатулки и когда не знала текста тех песен, что звучали на радио. Каждый месяц она выделяла пару свободных дней на то, чтобы помочь в питомнике, несмотря на то, что у неё была аллергия на кошачью шерсть.

— Все эти мелкие детали делали Мариссу той, кем она была... как друг, как женщина, как мать. Жаль, что большинство из вас не видело тех вещей, о которых знали мы с Вивиан, — Ашер посмотрел ей в глаза. Лицо Вивиан было в слезах, но она улыбалась — горестно и радостно одновременно. — ...Она была нашей матерью, — пробормотал он. — И она была слишком хороша для той ужасной жизни, что досталась ей.

Этого было недостаточно. Он мог бы ещё многое сказать, и всё равно этого было бы недостаточно. Но его воспоминания и время, проведённое с Вивиан и Мариссой... они были только его и ничьи больше. Эти незнакомые люди, которые всегда держались на расстоянии и даже ни разу не удосужились позвонить ей и спросить: Марисса, как ты? Они ничего не заслуживали.

Он прошёл на своё место, механически передвигая конечностями. Когда он сел, Вивиан взяла его за руку. Эван взял другую его руку.

После него никто больше не выступал.

Вскоре все встали со своих мест, и те, кто должен был нести гроб, направились к алтарю. Люди начали выходить на улицу. Вивиан и Эван всё ещё держали его за руки, и тут Вивиан сильно сжала его ладонь и дёрнула за руку. До боли. Он посмотрел туда, куда смотрела она, и лицом к лицу столкнулся с тлеющим взглядом его матери.

Его лицо дрогнуло. Спокойно. Нет причин для волнения.

— Привет, мам.

— И как ты это сделал? — из каждого её слова сочился яд.

Ашер сжал челюсти.

— Сделал что?

— Сам знаешь что, — она схватила его за воротник рубашки, и ткань в её пальцах смялась. — Ты проговорился, Ашер. Она была слишком хороша для этого мира. Вот как ты считаешь?

Ашер посмотрел на неё сверху вниз. Все говорили, что внешне они похожи. Но, глядя в её безумные глаза, он понял, что ни разу за всю их жизнь они не были схожи хоть в чём-то. Ни разу она не стала для него хоть немного ближе, сколько бы он ни пытался. Его сердце болело каждый раз, когда он хотел поделиться со своей матерью чем-то из своей жизни. Он врал своим одноклассникам и учителям о том, что у него вполне нормальная и любящая мать.