Тишина
Шрифт:
Каспер вслушивался в звучащую вокруг него музыку. Музыку ресторанов. Людей. Через несколько часов она прекратится. Но пока что она звучала оптимальным образом.
— Иисус, — заметил Франц Фибер, — изгнал торгующих из храма.
— У него был плохой день, — ответил Каспер. — Наверняка истратил все наличные деньги.
Каспер сделал знак — и «ягуар» медленно покатил вперед. Каспер рассматривал вывески. Здания занимали рекламные агентства, аудиторские компании, крупные адвокатские конторы. Компьютерные фирмы.
Машина остановилась.
— Вон там, —
Это было то сооружение, которое Каспер видел с насыпи железной дороги. Комплекс черных и темно-серых зданий, некоторые из которых были построены на намытом участке. Весь район был окружен стеной — достаточно низкой, чтобы не казаться агрессивной, но достаточно высокой, чтобы остановить прыгуна с шестом. И чтобы закрыть большую часть вида. У кромки воды, опираясь на цоколь, стояла башня высотой с трубу станции Сванемёлле, устремленная вверх, словно приготовившаяся взлететь. Все это вполне могло бы послужить декорацией, изображающей замок Грааля из «Парцифаля».
— «Конон», — пояснил Франц. — Нечто вроде банка. Они работают круглые сутки. Сюда часто вызывают такси.
— Мне нравится это название, — сказал Каспер, — слышится в нем какая-то цельность. Для всех, кто не чужд латыни.
Мимо медленно проехала патрульная машина, притормозила, но потом, успокоенная табличкой «такси», поехала дальше. Вслед за ней, в поисках какого-то адреса, проследовал автофургон. «Йонекс» — гласила надпись на дверце. Каспер оценивающе смотрел на здания. Две трети фасадов были из стекла.
— Надо посмотреть, куда едет эта машина.
«Ягуар» проехал еще сотню метров. Фургон свернул за угол, они двигались медленно, дорога превратилась в аллею, усаженную магнолиями, спускающимися к самой воде. Метрах в пятидесяти впереди них стена прерывалась, фургон повернул и въехал внутрь. Каспер успел заметить двойные решетчатые ворота, камеры наблюдения и людей в зеленой форме. И далеко в глубине, в темноте, нечто, что вполне могло бы быть «мерседесом-купе».
— Когда я был маленьким, — сказал он, — мы, дети Цирковых артистов, хватались за первую подвернувшуюся работу. Пока не становились достаточно взрослыми, чтобы выступать. Я был неплохим верхолазом. Поэтому я мыл окна. Уже тогда «Йонекс» возил к нам все необходимое для мытья окон. Это только твоему поколению и последующим все досталось в подарок.
«Ягуар» развернулся. Ворота в стене не закрылись. Из ворот выехал сначала один, потом другой автофургон, оба черные и блестящие, словно катафалки. На черном фоне золотыми буквами было написано «Лайсемеер кейтеринг».
Проезжая мимо здания, Каспер опустил стекло и прислушался. Он услышал мощный электродвигатель. Звук резины, трущейся о стекло. Ему потребовалось некоторое время, чтобы определить местонахождение источника звука. Это была открытая платформа для мойки окон. Не очень-то приятно работать в такое позднее время. Но что ж поделаешь. По примерным прикидкам получается, по меньшей мере, шесть тысяч квадратных метров стекла. Да и кормят по ночам неплохо.
— Я работаю с двенадцати лет, — отозвался
Они повернули к зданию газеты «Берлингске Тидене». Франц Фибер передал ему на заднее сиденье пожарное одеяло. Каспер лег на пол машины и накрылся им. «Ягуар» остановился, снаружи послышались приглушенные голоса, машина снова завелась, медленно тронулась, остановилась, снова тронулась, опять остановилась и наконец смолкла. Каспер сел. Они стояли на маленькой неосвещенной автомобильной стоянке, окруженной фанерным забором. Земля дрожала, толчки сопровождал какой-то звук, происхождение которого ему было не определить. Он посмотрел на часы на приборной панели. Оставалось еще десять минут.
Франц протянул ему плоскую бутылочку, Каспер понюхал и отпил, это был арманьяк. Как у Гурджиева. Чуть меньше обертонов, чем в коньяке. Но в сопровождении двойного, грубоватого, мягкого, непрерывной дистилляции баса. Франц налил в бумажный стаканчик жидкости из термоса, Каспер сделал глоток. Это был обжигающий эспрессо, более жесткий, чем алкоголь.
— Что ты слышишь, когда прислушиваешься к городу?
Немногие люди знали достаточно для того, чтобы у них мог возникнуть такой вопрос, — непонятно было, как среди них оказался этот мальчик.
— Как жизнь бьет ключом.
— А позади всего этого?
Наглый свет в его глазах погас. Вопрос происходил откуда-то из глубины. Когда вопрос возникает в глубине, надо отвечать.
— Страх, — ответил Каспер. — Тот же страх, что и у каждого человека. Но помноженный на полтора миллиона.
— А за страхом?
— А кто сказал, что там что-то есть? Может быть, страх — это самое последнее.
Каспер вышел из машины.
— Мы посылали открытки, — сказал Франц Фибер. — После представления. Все пять вечеров. Нам хотелось пожать тебе руку.
Открылась водительская дверь. Франц освободился от педалей, надел протезы, вытащил костыли и встал на ноги. Все это одним плавным движением.
— Я ничего не получал, — ответил Каспер.
— Я увидел тебя впервые в девяносто девятом. В здании цирка. Отчасти из-за этого я и перешел в варьете. Дело было не только в деньгах. В зале было две тысячи человек. Ты слышал каждого из нас.
Каспер отступил назад.
— Никто не может услышать две тысячи человек.
Франц Фибер шагнул к нему.
— Через двадцать минут представления наступало это мгновение. Оно длилось минуты две. Это была любовь. Ты любил каждого из нас.
— Ты совсем рехнулся, — заметил Каспер. — Никто не может любить так много людей.
Он прислонился спиной к фанере. Молодой человек стоял прямо перед ним.
— Я знаю. Именно поэтому я стал гонщиком. Знаешь, что для меня было главным? Повороты. Я начинал тормозить там, где кончались следы торможения других. Мне было слышно, как двадцать тысяч человек сидят, затаив дыхание. А потом кричат. Они знали, что я делаю это для них. Не только ради денег и себя самого. Вот ради этого я и жил. Это была любовь. Я ищу. Ищу любовь.