Тишина
Шрифт:
— Хотя бы минуту, — настаивал Каспер.
Он откинулся назад. Помолился. В молчании. Синхронно с биением сердца. Господи, сжалься надо мной.
Он почувствовал полное изнеможение. Страх за ребенка. Голод. Алкоголь. Кофеин. Боль от падения. Необходимость сложить оружие. Унижение. Тебе сорок два года, и тебя разыскивают, а ты мечешься неприкаянный по улицам. И ощутил противоестественное утешение молитвы.
Костяшки пальцев застучали по стеклу машины. Франц Фибер застыл. Каспер нажал на кнопку, окно опустилось.
Это была женщина за шестьдесят, волосы ее были собраны во французскую косу. Было слишком темно, чтобы понять, во что она
— Мне кажется, я не заказывала такси.
— Тот день, когда вам понадобится такси, может прийти, — отозвался Каспер.
Она улыбнулась. У нее были великолепные губы. Казалось, что они тренировались в улыбках и поцелуях в течение шестидесяти лет и достигли в этом совершенства.
— А вы обещаете, что тогда окажетесь здесь?
Свет фар упал на столбики у въезда. Надеяться было не на что.
— Я пытаюсь спасти ребенка, — объяснил он. — У меня нет времени вдаваться в подробности. По недоразумению я нахожусь в розыске.
Она внимательно посмотрела ему в глаза. Словно глазной врач, который осматривает пациента на предмет косоглазия. Потом неожиданно выпрямилась. Повернулась. Пошла навстречу полицейским.
Двигалась она как прима-балерина, величественно, с высоко поднятой головой. Она подошла к столбикам. Встала так, чтобы заслонить подъезд и то, что было позади нее. Что-то сказала. Грациозно отдала приказ. Повернулась.
Полицейские пересекли Странвайен, не оглядываясь. Франц Фибер съежился за рулем.
Каспер высунулся из окна.
— Когда я выполню мою миссию. И отсижу свой испанский срок. Тогда я вернусь. И приглашу вас на ужин.
— А что я скажу своему мужу?
— А мы не можем сохранить это в тайне?
Она покачала головой.
— Искренность — важнее всего. Серебряная свадьба была десять лет назад. Мы делаем ставку на золото.
Двое полицейских все еще стояли на тротуаре. Выезжать пока было нельзя.
— Такой великодушный человек, как вы, — продолжал Каспер, — знает своих соседей. В том числе и Лоне Борфельдт из дома напротив.
— Двадцать лет, — ответила она. — Еще с тех пор, когда она не была знаменитой. И не переехала сюда.
— Она принимала всех моих четырех мальчиков, — продолжал он. — Мы с женой часто спрашиваем себя: что движет ею? Я имею в виду роды? Почему она хочет принимать в этом участие две тысячи раз?
Она прикусила губу.
— Деньги, наверное, — ответила она. — И недоношенные дети. Они ее особенно интересуют.
Полицейские сели в машину и поехали дальше, Франц Фибер включил зажигание. Путь был свободен.
— А автограф? — спросила она.
Он порылся в карманах, без половинки ваучера ему не обойтись, с лотерейным билетом тоже расставаться не стоит, он оторвал кусок кармана. Авторучка прекрасно писала на ткани.
— Я поставлю подпись на своем шелковом белье, — сказал он.
— Я буду его носить прямо на теле.
«Ягуар» рванул с места.
— Остановись в конце дорожки, — сказал Каспер. — Я должен послать воздушный поцелуй.
Машина остановилась. Он высунулся и послал воздушный поцелуй. А заодно поискал глазами табличку с именем владельца. И не нашел. Зато увидел надпись «Продается». Он посмотрел вперед на дорогу. В пятидесяти метрах по направлению к ипподрому стоял темный «форд».
— Хорошо бы ты остановился прямо за углом, — сказал он.
«Ягуар» повернул за угол и остановился.
— Нас кто-то преследует, — констатировал он. — И тебе с этим ничего не поделать.
«Ягуар» рванул вперед, как будто его подхватила снизу какая-то огромная рука. Позади них автомобильные фары обшаривали участок от вилл до променада. Двигатель «ягуара» начал крещендо, Франц Фибер крутанул руль направо, мир накренился, машина въехала вверх по склону в направлении Дворцового парка и пробила изгородь. Руки Каспера нащупали какие-то ручки и вцепились в них, со всех сторон машину хлестали ветки и кусты. Он посмотрел на сидящего на переднем сиденье молодого человека, тот был сосредоточен, но спокоен. Руки и ноги танцевали по кнопкам и педалям — все равно что сидеть за спиной Хельмута Вальхи [22] у большого рояля в церкви Святого Лаврентия в Алкмааре во время записи «Kunst der Fuge». [23] Сотня пневматических молоточков обрабатывала снаружи кузов. «Ягуар» начал тормозить, и раздался такой треск, как будто они въехали прямо в аппарат для уничтожения документов. Все погрузилось в темноту.
22
Хельмут Вальха (1907–1992) — знаменитый немецкий органист-интерпретатор, в 16 лет потерявший зрение.
23
«Искусство фуги» (нем.) — произведение И. С. Баха.
В темноте были видны точечки света, они слились в маленькое круглое пятно, машина стояла в рододендроновом кусте, он был огромным, словно гараж.
Мимо светового пятна, изучая местность, проехал темный «форд».
— Мы могли разбиться, — заметил Каспер.
— Я постоянно молюсь. Иисус слышит меня.
У каждого автомобиля есть своя акустическая подпись, Каспер слышал, как «форд», который, похоже, где-то развернулся, возвращается назад, потом он медленно проехал мимо них.
— Ты ведь специалист, — произнес Каспер. — Если существует договоренность о том, что кого-то надо забирать из блокированного района. Ты мог бы узнать, где и когда?
— Ты знаешь фамилию этого человека?
Каспер назвал фамилию Стине. Франц Фибер коротко поговорил по телефону.
— Профсоюзы владеют клубами таксистов. Кафетериями, игровыми автоматами, сплетнями. И информацией. Через несколько минут мы будем знать про нее все.
Каспер прислушивался к движению транспорта на Странвайен. Все-таки, если сравнивать с Глострупом, это была другая галактика. Окружающие его звуки были изящными и неброскими. Мягкое пощелкивание насоса в гидравлике «роллс-ройса». Многосоставная и при этом старательно сдерживаемая агрессия восьмицилиндровых дизелей common-rail. Машины, которые создавались не для того, чтобы их слышали, а чтобы внезапно появляться — из тишины. А если, в конце концов, тишина будет нарушена, то чем-нибудь исключительным: животным урчанием «феррари» или ностальгическим, обертонным ревом четырехцилиндрового, с воздушным охлаждением, оппозитного двигателя ветерана-«фольксвагена».