Титус Гроан
Шрифт:
Титус проснулся, когда кобылица внесла его в тень Замка. Он встал на колени, черные волосы его, еще влажные от утреннего дождя, змеями обвили ему шею и плечи. Руки мальчика вцепились в передний край колыбели. Мокрая, мерцающая рубаха, оказавшись в рассекаемой кобылицей глубокой, словно бы водянистой мгле, посерела. Крохотные человечки, один за другим поглощаемые тенью,
Ротткодд отвернулся от окна. Изваяния здесь, никуда не подевались. Пыль тоже. Тускло светятся люстры. Тлеют статуи. И однако же, все изменилось. Тот ли это зал, который Ротткодд знал столько лет? Какой-то он уж больно зловещий.
И вот тогда, пока он еще стоял, сжимая в руках перьевую метелку, воздух вокруг него ожил, новая перемена произошла в атмосфере, что-то новое просквозило ее. Где-то что-то разбилось – что-то тяжелое, вроде гигантского глобуса, и хрупкое, как стекло; разбилось вдрызг, ибо воздух стронулся с места, и тяжкий, болезненный груз пустоты с его неотвязчивым гулом в ушах мгновенно исчез. Ротткодд ничего не услышал, но понял: он уже не один. Замок обрел дыхание.
Он вернулся в гамак – странно довольный и странно смущенный. Лег, закинув руку за голову, – другая свесилась за край гамака в самых шнурах которого Ротткодд слышал разумное урчание Замка. Прикрыл веки. Интересно, как умер лорд Сепулькгравий? Флэй ничего о его болезни не говорил. Правда, все это было давно. Как давно? С испугом, заставившим его выпучить глаза, он понял вдруг, что тощий человек принес ему известие о рождении Титуса уже больше года назад. Он помнит все так ясно. Как трещали его колени. Его глаз в замочной скважине. Его нервозность. Ведь господин Флэй был последним, кто здесь побыывал. Возможно ли, что он уже больше года не видел ни единой живой души?
Глаза господина Ротткодда скользнули по деревянной спине пегой выдры. За год могло произойти
Замок дышал, далеко внизу под Залом Блистающей Резьбы перемещалось то, вокруг чего вращался теперь Горменгаст. После пустоты, поразившей Ротткодда, все происходящее казалось ему похожим на бунт. И однако же, он не слышал ни единого звука, хотя где-то наверняка распахивались двери, эхо рыскало по проходам, трепетали, мечась по стенам, торопливые огни.
Страсти, воплощенные в людских телах, уже блуждали, надо полагать, по каменному улью. Будут еще и слезы, и странный смех. Тяжкие роды и смерти под тонущими в тенях потолками. И мечты, и ярость, и разочарования.
И скоро полыхнет зеленым пламенем утро. И сама любовь закричит и заплачет, желая воскреснуть! Ибо и завтра наступит день – и Титус вступает в свою родовую твердыню.
[1]Вместе (фр.).
[2]Кладовая (фр.).
[3]Здесь: повар по рыбной части (фр.).
[4]Жарщик (фр.).
[5]Изготовитель салатов (фр.).
[6]Соусники (фр.).
[7] Здесь и далее стихи в переводе Александры Глебовской.
[8] Произведения искусства (фр.).
[9] Домашнего хозяйства (фр.).
[10] Птицы, птицы (лат.).
[11] Обход (фр.).
[12] Здесь: остатков (фр.).
[13] Самого по себе (лат.).